— Именно это ты сейчас и делаешь, — обращаю я внимание.
— Да? Ладно, может быть, ты права, — Юра принимает непринужденный вид. Покосившись на дверь за своей спиной, я делаю к нему короткий шаг:
— Просто ответь на мой вопрос… — договорить не успеваю, так как в этот момент дверь палаты распахивается, и оттуда появляется мама с Юриным телефоном. Забирая аппарат обратно, парень успевает шепнуть мне всего одну короткую фразу украдкой от мамы:
— Вот, что я тебе скажу. Этот парень самый настоящий псих, готовый пойти на все, что угодно. Но теперь он в надежных руках, и больше никому не сможет причинить вреда, — бросив взгляд в мамину спину, Юра добавляет еще тише. — И хоть меня это уже не касается, я рад, что он никогда тебя не получит.
С этими словами он обгоняет нас и движется впереди, прокладывая путь к выходу из реабилитационного центра.
* * *
Длинные коридоры, узкие лестницы с этажа на этаж, люди в белых халатах, посматривающие на меня с легким недоумением. По мере того, как я приближаюсь к палате, мои ноги начинают все сильнее трястись, а мысли в голове путаться. Я чувствую собственный ускоряющийся пульс, слышу частое биение своего спятившего сердца, покусываю нижнюю губу, мысленно увещевая себя не сорваться с катушек и сохранять самообладание, но едва толкаю внутрь дверь и вижу Мишку, лежащего на больничной койке, как все мои попытки подготовиться к долгожданной встрече терпят сокрушительное поражение.
Он в сознании. Наши взгляды неминуемо пересекаются в одной точке, и я застываю глиняной статуей, не в силах преодолеть разделяющее нас расстояние в пару-тройку шагов. Он не сводит с меня глаз. Его эмоции трудно прочесть, возможно, он под воздействием неизвестных мне препаратов и даже не понимает, кто находится перед ним. Но эта мысль уходит, как только я слышу его слабый голос:
— Привет.
И все как-то сразу обретает смысл. Крепко вцепившись пальцами в дверной косяк, единственное, что удерживает меня от позорного сползания на пол, повторяю одними губами:
— Привет…
Он медленно прикрывает глаза, зовет:
— Иди сюда.
— Не могу, — так и есть, после бесконечного ожидания этого момента мои ноги размякли настолько, что попросту отказываются двигаться.
— Так страшно выгляжу?
— Ужасно, — выдаю ему чистую правду, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Тогда, лучше, и в самом деле не стоит приближаться, — на полном серьезе соглашается он.
Трудно вообразить нечто более глупое, чем то, что происходит сейчас в этой палате. Меня не пугает его изможденный вид, бледное лицо, украшенное продолговатыми ссадинами и непривычной щетиной, странные приспособления вокруг постели, одно присутствие которых намекает на туманность прогнозов. Тем не менее, с каждой секундой мне становится все страшнее. Все это время я не могла не думать о том, что могу его потерять, и даже теперь эти страхи по-прежнему со мной, никуда не делись. Я ничего не могу с этим поделать.