* * *
Я провёл немало времени, оглядываясь назад в 2016 год. И пусть даже взгляд в прошлое не всегда открывает идеальный вид, он предлагает уникальный и ценный ракурс.
Как и многие другие, я был удивлён, когда Дональд Трамп стал избранным президентом. Из опросов общественного мнения в СМИ я полагал, что победу одержит Хиллари Клинтон. С тех пор я множество раз задавал себе вопрос, не повлияло ли на меня то предположение. Не знаю. Безусловно, не осознанно, но было бы глупо сказать, что оно не могло на меня повлиять. Вполне возможно, что так как я принимал решения в обстановке, когда Хиллари Клинтон была уверена, что станет следующим президентом, моя обеспокоенность по поводу возможность сделать её нелегитимным президентом, утаив возобновлённое расследование, была весомее, чем если бы выборы оказались ближе, или если бы по всем опросам впереди был Дональд Трамп. Но я не знаю.
Я видел и читал сообщения, что Хиллари Клинтон винит меня, по крайней мере, отчасти, в своём удивительном поражении на выборах. Я знаю, что в одном месте своей книги она написала, что чувствовала, словно я «пырнул» её. Она много трудилась в своей профессиональной жизни, чтобы стать первой женщиной-президентом Соединённых Штатов, и вполне понятно, что тот проигрыш, столь неожиданный и непредсказуемый, сильно ранил её. Я читал, что она чувствовала гнев по отношению ко мне лично, и сожалею об этом. Я сожалею, что не постарался лучше объяснить ей и её сторонникам, почему я принял те решения, которые принял. Я также знаю, что многие демократы схожим образом были сбиты с толку — даже разъярены — моими действиями.
После выборов я принял участие в секретном совещании с группой сенаторов из обеих партий. Ближе к концу совещания, не имевшего отношения к электронной почте Хиллари Клинтон, один из демократов, тогдашний сенатор Эл Франкен выпалил то, о чём, скорее всего, думали многие. Он сказал, что хочет обратиться к «слону в посудной лавке», которым «ты был для Хиллари Клинтон». Я спросил лидера Сената Митча Макконнелла, который тоже присутствовал, могу ли я воспользоваться возможностью ответить на это. Макконнелл сел и тоном, казавшимся близким к довольному, сказал: «Конечно. Бери столько времени, сколько нужно».
Я сказал собравшимся сенаторам, что хотел бы, чтобы они вместе со мной вернулись назад во времени и взглянули на произошедшее с моей точки зрения — с точки зрения ФБР. «Отправьтесь со мной в 28 октября», — сказал я. Даже если я не мог убедить их, что принял правильное решение, я надеялся, что по крайней мере смогу пояснить, о чём я думал, про двери, которые видел, и почему я выбрал ту, что была с табличкой «Скажи» вместо той, что была с табличкой «Утаи». Я не со всем в расследовании справился идеально, но сделал всё возможное с имевшимися у меня фактами. Это был ключевой момент, который я пытался донести в тот день, и по крайней мере одного из присутствовавших я убедил. Когда я закончил говорить, сенатор Чак Шумер подошёл ко мне. Со слезами на глазах он одной рукой взял меня за руку, а другой потянулся, чтобы несколько раз похлопать меня по центру груди. «Я знаю тебя», — сказал он. — «Я знаю тебя. Ты был в невыносимом положении».