Президент начал говорить, и его глаза обвели комнату, скользя по рассредоточившимся по периметру руководителям. К счастью, его взгляд миновал меня, и остановился на Джо Клэнси. Он произнёс имя Джо и сделал жест, приглашая присоединиться к нему и вице-президенту. Джо никогда не стремился к всеобщему вниманию, но покорно вошёл в практически слепящий свет телевизионных прожекторов. Президент неуклюже обнял его и попросил постоять с ним и вице-президентом, как бы напоказ.
Затем Трамп продолжил говорить, глядя влево и в сторону от меня. Я не мог поверить своей удаче. Он не видел меня! Как это было возможно? Затем мне пришло в голову. Я стоял напротив плотной синей шторы. На мне был синий костюм, не совсем в цвет шторы, но очень близко. Должно быть, он послужил мне камуфляжем! Как здорово! Я думал, что мне очень повезло, что они организовали мероприятие в этой комнате, потому что у меня не было костюмов в цвет Зелёного или Красного зала. Теперь, когда это было моим спасением, я двинулся ещё ближе к шторе, прижимаясь к ней спиной, отчаянно стараясь стереть себя из поля зрения президента. Я буквально цеплялся за синюю штору, полный надежды, что смогу избежать опрометчивого и совершенно нелепого телевизионного объятия с новым президентом Соединённых Штатов.
Штора работала.
До определённого момента.
Продолжая говорить в своём привычном ритме потока сознания и свободной ассоциации, президент снова принялся шарить взглядом слева направо в направлении меня и моей защитной шторы. В этот раз мне не так повезло. Маленькие глазки с белыми тенями остановились на мне.
«Джим!» — воскликнул Трамп. Президент позвал меня к себе. — «Он знаменитее меня». — Ужасно.
Моя жена Патрис знала меня с девятнадцати лет. Во время бесконечного телерепортажа того, что ощущалось мной как тысячеметровый проход по Синему залу, она, сидя дома, смотрела телевизор и, указав на экран, сказала: «Это ‘вот, дерьмо’ выражение лица Джима». Да, так и было. Мой внутренний голос кричал: «С чего он взял, что это хорошая идея? Разве он не считается мастером телевидения? Это полный провал. И я никоим долбаным образом не собираюсь обниматься с ним».
ФБР и его директор не являются частью чьей-либо политической команды. Весь кошмар расследования электронной почты Клинтон касался защиты целостности и независимости ФБР и Министерства юстиции, защиты водоёма истины и доверия. То, что Трамп на второй день нахождения в должности собирался публично поблагодарить меня, являлось угрозой для этого водоёма.
Ближе к концу своего тысячеметрового прохода, я протянул Президенту Трампу правую руку. Это должно было быть рукопожатие, ничего более. Президент схватил мою руку. Затем он потянул её вперёд и вниз. Вот оно. Он собирался обниматься по национальному телевидению. Я напряг правую сторону тела, призывая годы отжиманий и тяги гантелей. Он не получит объятий, не будучи гораздо сильнее, чем выглядел. Он и не был. Я помешал обняться, но в ответ получил кое-что похуже. Президент наклонился вперёд и поднёс рот к моему правому уху. «Я действительно с нетерпением жду поработать с тобой», — сказал он. К несчастью, из-за угла направления телекамер многие во всём мире, включая моих детей, подумали, что видели поцелуй. Весь мир «видел», как Дональд Трамп целует человека, которого некоторые считали причастным к его избранию. Несомненно, хуже уже быть не могло.