Это был один из первых моих опытов в Вашингтоне, когда мотивы принятия решений людьми основывались на их партийной преданности. Для демократов было очевидно, что ключевые члены республиканской администрации подрывали справедливость, чтобы разрушить и покарать своих критиков. Для республиканцев почти столь же было очевидно, что это была охота на ведьм, направленная против людей, совершивших несущественную ошибку. Моей работой являлось сделать по меньшей мере одну их этих групп, или одну их этих группировок, очень недовольными.
Закон, запрещающий раскрытие личности агента разведки под прикрытием, требует наличия конкретного злого умысла. На основании соответствующего статута, было недостаточно продемонстрировать, что раскрывшие личность агента люди были глупыми или беспечными. Нам нужно было доказать, что эти люди знали, что сотрудница ЦРУ находилась под прикрытием, а также, что они знали, что раскрытие её имени являлось нарушением закона. Основываясь на том, что нам было известно к тому моменту, казалось маловероятным, что мы сможем доказать, по крайней мере, вне всяких разумных сомнений, что Армитидж или Роув действовали с требовавшимся преступным умыслом, когда беседовали с Новаком и другими репортёрами. Новак подтверждал их рассказ, что это были сплетни или ошибка, и, скорее всего, было недостаточно доказательств обратного.
Это поставило Министерство юстиции в трудное положение. Хотя расследовавшие это дело люди были профессионалами, я знал, что в условиях нехватки доказательств было бы очень сложно для возглавляемого республиканцем Джоном Эшкрофтом министерства убедительно закрыть расследование против своих коллег в той же администрации, не порекомендовав обвинения. Мы также не собирались выдвигать обвинения, лишь чтобы избежать упрёков в конфликте интересов. Ситуацию осложнял тот факт, что Карл Роув руководил одной из политических кампаний Джона Эшкрофта в его родном штате Миссури до того, как Эшкрофт стал генеральным прокурором. В довершение всего, Скутер Либби, в чьём поведении всё ещё нужно было разобраться, был старшим должностным лицом Белого дома, с которым часто взаимодействовали Эшкрофт и старшие должностные лица Министерства юстиции.
Способность Министерства юстиции внушать доверие является его краеугольным камнем. Американский народ должен видеть, что отправление правосудия не зависит от политики, расы, класса, религии или какой-либо из множества других причин, делящих людей на группы. Мы должны были сделать всё, что могли, чтобы защитить честную и беспристрастную репутацию министерства, его водоём истины и доверия. Эшкрофт понимал это, и когда я встретился с ним, чтобы обсудить мою рекомендацию ему сделать самоотвод от участия в деле, он согласился. Я тотчас назначил Патрика Фитцджеральда, тогда служившего окружным прокурором Соединённых Штатов в Чикаго, специальным советником по надзору за ходом расследования. Хотя Фитцджеральд был политическим назначенцем и моим близким другом, у него была прочная независимая репутация, и, будучи окружным прокурором США в Чикаго, он находился достаточно далеко, чтобы не считаться частью руководства исполнительной власти. Я пошёл даже на один шаг дальше: так как я также был старшим политическим назначенцем президента Буша, то делегировал Фитцджеральду все свои полномочия исполняющего обязанности генерального прокурора. Я оставался его руководителем, но ему не нужно было спрашивать у меня разрешения предпринимать в деле какие-либо шаги, подчёркивавшие независимость расследования.