Я задавал этой группе вопросы и получал их утренние доклады по темам, охватывавшим всё ФБР: персонал (включая ранения наших агентов), бюджет, противодействие терроризму, контрразведку, оружие массового поражение, кибер-угрозы, уголовные дела (включая дела по киднеппингу, серийным убийствам, бандитизму и коррупции), развёртывания групп по спасению заложников, дела Конгресса, прессу, законность, обучение, лабораторию ФБР, международные дела, и далее, и далее. Почти каждый день я затем отправлялся на встречу с генеральным прокурором, чтобы проинформировать её или его по важнейшим вопросам.
Во время администрации Обамы я работал с двумя генеральными прокурорами — Эриком Холдером и Лореттой Линч. Каждый из них был умным и представительным юристом, и мне нравились они оба. Холдер был близок к Президенту Обаме и его старшей команде, и очень внимателен к политике и политическим последствиям работы министерства. К тому времени, как я стал директором, его отношения с республиканцами в Конгрессе были уже токсичными, а возглавляемая республиканцами Палата представителей проголосовала обвинить его в неуважении за отказ предоставить удовлетворяющую их информацию о расследовании торговли оружием ATF[25] на юго-западной границе, известной как операция «Быстрый и яростный»[26]. Неуважение, казалось, было взаимным.
Лоретта Линч была намного спокойнее, и являлась новичком в Вашингтоне. Она говорила мало, да и то, зачастую казалось, что строго по сценарию. Всегда требуется время, чтобы привыкнуть к высокой должности; не уверен, что короткий срок Линч дал ей это время. И там, где у Холдера были тесные рабочие отношения со своим заместителем генерального прокурора, отношения Линч с заместителем генерального прокурора Салли Йетс казались далеко не близкими и натянутыми. Как будто они и их команды просто не разговаривали друг с другом.
Мои дни были заняты как чрезвычайными ситуациями, так и дисциплинированным выполнением приоритетных программ. Я, среди прочего, старался изменить подход ФБР к руководству, киберпространству, многообразию и разведке, что требовало постоянного внимания генерального директора — или директора — чтобы двигать их вперёд. А ФБР, к тому же, международная компания, с людьми в каждом штате и более чем восьмидесяти других странах. Это означало, что мне было необходимо много ездить, чтобы видеться, слушать и говорить с людьми из ФБР.
За свои первые пятнадцать месяцев на посту директора я посетил все пятьдесят шесть отделений ФБР в Соединённых Штатах и более дюжины заграничных. Я отправлялся туда, чтобы слушать и узнавать о людях из ФБР. Что они из себя представляют, чего хотят, что им необходимо? Я проводил часы за часами, встречаясь с ними и выслушивая их. Первое, что поразило меня, что две трети работников ФБР не являются носящими оружие специальными агентами. Они представляют собой чрезвычайно многообразную совокупность талантливых людей из всех слоёв общества, служащих в ФБР аналитиками разведки, лингвистами, компьютерными специалистами, переговорщиками, специалистами по наблюдению, лабораторными экспертами, специалистами по работе с потерпевшими, сапёрами, и на многих других должностях. Та одна треть, что является специальными агентами, особенно тысячи тех, кого после 11 сентября привлекла к службе в ФБР любовь к стране, столь же многообразны: бывшие копы и морпехи, но также и бывшие учителя, химики, врачи, духовенство, бухгалтеры, программисты и профессиональные атлеты. Многие из них выглядели, как киношные специальные агенты — высокие привлекательные мужчины и женщины в деловых костюмах — но они были всех форм и размеров, от коротких стрижек до хвостиков, от татуировок на лодыжках до хиджабов, от двухметрового роста до полутораметрового. Что двигало ими всеми, так это осязаемое чувство миссии. Они помогли мне переписать программное заявление организации, чтобы оно соответствовало тому, что уже было написано в их сердцах: они существуют, чтобы «защищать американский народ и поддерживать Конституцию Соединённых Штатов».