И тут Йонас произнес фразу: «Я ваш друг, я хочу вам помочь». В 1940 году Йонас после прихода Красной армии и новой власти в Литву бежал в Германию, где примкнул к группе литовских националистов. Вернувшийся осенью 1941 года на Родину, в Каунас, он получил «теплое» место, стал директором буфета в здании каунасского гестапо. После поражения немцев под Сталинградом Йонас Баршкетис понял, что поражение Германии в этой войне не за горами, и стал тайно вести дневник, в который записывал всех немецких агентов, пособников и карателей, включая имена, клички и приметы. Он у себя в буфете слышал все пьяные хвастливые разговоры карателей и предателей, как и где они убивали и расстреливали, и все это подробно заносил в свой дневник. Но особую ценность представляла учетная книга, где отмечалась выдача «продуктовых вознаграждений» агентам гестапо, с настоящими фамилиями получателей. Такому-то — 5 кг сахара, такому-то — 3 кг сала — плата за убийства, за предательство, за истребление невинных людей, Баршкетис выдавал им продукты лично со склада… Все эти записи Баршкетис передал мне, и по ним моя группа выловила многих. Увидев записи «о вознаграждении» и свои подписи в учетной книжке, пойманные нами бывшие каратели сразу признавались, без угроз и без каких-то следственных «трюков». Баршкетис стал моим агентом по кличке Примас, он был внедрен в каунасское националистическое подполье, занял в подпольной иерархии важное положение, оставаясь вне подозрений, и благодаря его агентурной информации многое, что планировалось и происходило в подпольной антисоветской организации Каунаса, мы знали досконально, многое было под нашим контролем, но, конечно, не все…
Немало карателей было опознано после войны свидетелями их преступлений, случайно выжившими во время расстрелов, и эти люди сразу сообщали в органы МГБ, что такой-то появился в городе или в определенном районе. В качестве примера расскажу один случай. Мой товарищ Калман Лурье, родом из Шяуляя, вернувшись в родной город, узнал от своих бывших соседей-литовцев, кто из земляков лично убил всю его семью.
И с этим человеком, с убийцей, он случайно столкнулся ночью в Каунасе на улице, и Калман, не выдавая волнения, спросил: «Стасис, ты жив?» — «Да, все в порядке, работаю в горисполкоме. Тороплюсь, извини, увидимся и поговорим в другой раз», — и скрылся в переулке. Калман Лурье той же ночью прибежал сразу ко мне, все рассказал, и утром, взяв с собой своего товарища-чекиста Йонаса Матулайтиса, мы, одетые в штатские костюмы, отправились на «Виллисе» к зданию горисполкома. В здание все входили медленно, через дверь-вертушку, и тут Лурье подает знак: вот он, идет.