И тут как раз был период — освобождали Бессарабию и Буковину. Я с войсками в Буковину и вошел. В Черновцы. Там же не было никакого управления: создавали управление НКВД, и я в нем работал — с нуля! Значит, я был вначале помуполномоченного, через два месяца — старший уполномоченный, а еще через четыре — замначотделения СПО. Что такое СПО? Секретно-политический отдел. Отделение было — двенадцать человек, все — старше меня, но… я считался такой — «из Москвы, окончил школу» и так далее.
Чем занималось отделение? Борьба с украинскими националистами. Было их много, и некоторые были связаны с абвером (с немецкой разведкой), хранили оружие, готовились к борьбе с советской властью. Значит, тенденция какая? Призывного возраста — как бы, как говорят, «откосить». В армию не хотели идти, хотели оставаться на своих местах.
Ну, что? Мы вели работу, арестовывали… В нас, в меня — стреляли, и я стрелял на поражение. А что делать? Дело такое.
Такой пример приведу. Надо было арестовать одного крупного националиста. Я — старший, со мной — два работника. А там — горы, лес, дождь, дорога грязная, пока это нашли село… А наверняка — еще не знаем. Собаки лают, стучим: «Микола?» — «А Микола где-то там». Ну, пока нашли этот дом, где Микола живет, заходим в хату: «Миколы нема». Ну, нема — нема… значит, надо что делать? Обыск проводить.
— Я — на чердак, а ты что?
— А я пойду в клуню (сарай: там, где сено, солома)…
Открываю ворота — запах сена, мыши бегают, пищат. Что делать? Надо ползать с фонарем, искать, если он тут лежит. А я так думаю: если он будет по фонарю стрелять — руку — так, далеко… [Показывает.] — думаю: он будет — на свет. Ну, в руку ранит — бог с ней: это же не в грудь!
Вот так ползаю, ползаю — завалился, упал. Щупаю — ага, кожух такой… шерсть баранья, и — теплая! И — только тенью так мельком виден был, слышу — какой-то внизу звук! Я кубарем скатился, только упал — по мне три выстрела! Я в ответ тоже выстрел дал. Тишина. Запах пороха…
Ну, думаю: «Что делать?» 12 часов ночи. До утра сидеть или как? Думаю: он — хозяин; он там, может, уже ушел, он знает все ходы-выходы… а может быть, лежит ждет, пока я шевельнусь: по мне еще стрельнуть. Тогда я отполз метра на два, на три в сторонку, в левой руке быстро включил фонарь. Смотрю — лежит такой… скрюченный… значит, все-таки я его укокошил.
А потом, как оказалось, руководитель провода районного этого. Районная управа по линии ОУН. И у него список человек на сорок пять националистов! Мы уже некоторых знали. Вот это — как к примеру.
Ну, забегая вперед — когда мы освободили Кишинев в августе 1944-го, я был в 5-й ударной. Команду дали: «Армию — под Варшаву!» И мы, значит, следовали там эшелоном. Начальник отделения армии полковник Карпенко и я, едем в район Ковеля на машине «Виллис». Какая-то погода мрачная такая, капает, лес какой-то тяжелый, и — никого нету. Захотели пить. Ага, смотрим — дом лесника на пригорке. Я говорю: «Пошли». А я же уже обстрелянный, я и в атаки ходил. Водителю говорю: «Ты будь бдительный: если мы задержимся и услышишь какие-нибудь выстрелы — беги и действуй по обстановке».