Вспомнила! Я собиралась снова заняться сочинением музыки. Растить своего ребенка и заниматься музыкой. Именно так я планировала собственное будущее. Играть на фортепиано, писать новые песни, петь их самой. Пожить какое-то время такой жизнью и понаблюдать за тем, к чему это может привести. Выходит, что новая Нелл появилась на свет уже тогда, еще до авиакатастрофы. Да, такой она стала еще раньше, и такая она сегодня. Но при этом все равно осталась дочерью своего отца. Выбрала себе для жилья студию, точь-в-точь похожую на его студию. Вот, пожалуй, из-за этого и происходили все наши баталии с Рори. А Питер тут был совсем ни при чем. И то, что она первой сообщила мне об его измене, тоже уже мало что значило для меня в ту пору. Ибо я уже все для себя решила и была готова хоть завтра уйти и из галереи тоже, чтобы начать свое собственное дело. Начать заниматься чем-то таким, что будет только моим и будет принадлежать мне по праву. Вместо того чтобы торговать произведениями человека, который совершенно ясно дал понять всем нам, его родным и близким, что он категорически отказывается кому-то принадлежать, причем в любом качестве.
Чувствую, что мне снова становится плохо. Это же надо! Всю свою жизнь я пыталась освободиться от своего отца, свести к нулю его влияние на меня как на личность, а на самом деле все эти годы плыла в его фарватере. Даже студию себе выбрала по образцу его студии, даже замуж вышла, получив в итоге те же проблемы, что были у них с мамой. И при этом упорно откладывала на потом то единственное, что любила больше всего на свете, не считая его, конечно. Вот так! Даже пытаясь убежать от отца, я все равно барахталась в его сетях. Включая и последние несколько месяцев. Продолжала работать в галерее. Слушала свою драгоценную мамочку, приняла обратно своего благоверного муженька, порочное и низкое создание, а все потому, что совершенно не доверяла себе самой, собственному чутью, не могла подняться над всеми коллизиями прошлого, перешагнуть их и идти дальше. Да, это все равно что идти по высоко натянутому в воздухе канату без страховки, но ведь другие же делают это.
Я высвобождаю свои пальцы из руки Веса, слегка отодвигаю стул и поднимаюсь из-за столика. Распрямляюсь в полный рост и ликую оттого, как уверенно держат меня ноги. Кажется, они уже вполне готовы к тому, чтобы принять на себя всю ответственность за мое тело. А если шире, то за все, что мне принадлежит: мою жизнь, мое имя, мою память.
«Элинор Ригби… ждет, стоя возле окна, и все время поглядывает на дверь, над которой висит колокольчик. Кого же она ждет?»