Какое-то время мы оба молчим.
– Но есть и приятная новость! – заговаривает первым Андерсон. – После всего случившегося мои акции в Голливуде резко пошли вверх.
– Ха-ха!
– Правда-правда! Мне даже предложили роль в фильме самого Спилберга. Говорят, что если я дам согласие, то к съемкам приступят сразу же после Дня благодарения. Снимать будут в Северной Каролине.
– Если вы дадите согласие?! Неужели вы сможете отказаться от такого лестного предложения?
Андерсон равнодушно пожимает плечами.
– Но я же говорю вам! Сейчас я занимаюсь тем, что пытаюсь изменить приоритеты в своей жизни.
– Смотрите не перестарайтесь! Так можно всю свою жизнь пустить под откос. Мало ли что было! Да, это страшно! Но нельзя из-за этого ломать свое будущее, Андерсон. Я тоже часто размышляю над всем, что случилось с нами, пытаюсь понять, почему выжили только мы вдвоем. И я пришла к выводу, что судьба подарила нам второй шанс только затем, чтобы мы оба прожили нашу новую жизнь так, как было задумано изначально. Каждый из нас просто обязан исполнить все, что было ему предначертано свыше.
Я вдруг вспоминаю то обещание, которое дала сама себе вскоре после того, как ко мне вернулось сознание. Разве не в этом главный смысл всего того, что произошло с нами? И не в этом ли главная цель нашей жизни?
– Согласен! Целиком и полностью! – Андерсон возбужденно хлопает в ладоши. – Но что, если актерство не есть то, что мне предначертано свыше? Профессия-то актерская – сами знаете, какая она… Все такое эфемерное, хрупкое… Все не свое! На тебя надевают чужой костюм, ты произносишь чужие слова…
– Но разве вы не любите свою профессию? – спрашиваю я удивленно.
– Иногда люблю. Иногда она мне даже кажется такой же настоящей, как и сама жизнь.
Машина резко тормозит на красный свет. И мы оба инстинктивно хватаемся за руки, пожалуй, даже впиваемся своими ладонями друг в друга, и когда наконец разжимаем руки, то моя ладонь все еще горит от его прикосновения. Думаю, и его тоже. Но одновременно я чувствую, что мне приятно это сугубо физическое сближение. Что в объятиях Андерсона, в его рукопожатиях есть что-то такое прочное, надежное, такое, что не провалится внезапно под тобой, не даст трещину, не утянет тебя куда-то вниз. В этом я сегодня лишний раз убедилась, когда Андерсон пришел ко мне на помощь еще на подступах к галерее после того, как помог выйти из такси. Тогда он громогласно заявил, что вот, дескать, девушка, которая спасла ему жизнь. А ведь на сегодняшний день, пора признаться в этом честно, хотя бы самой себе, Андерсон – это единственный человек на всем белом свете, который понимает меня. Получается, что он тоже спасает мою жизнь. Я энергично трясу головой, отгоняя прочь столь смелые предположения. А как же Питер? У меня же еще есть Питер!