коснуться меня.
– Но, Руби, ты это ты.
– А ты это ты.
Она вздохнула, я тоже вздохнула – мы обе не могли понять, что пытается сказать другая. Пока меня не было, в ней что-то слетело с катушек, что-то вырвалось на свободу, а теперь загнало меня в угол у торшера в гостиной и несло какой-то нелепый бред.
Но вот Руби взяла себя в руки, отошла от меня и сказала:
– Я просто хочу как лучше для тебя. Я знаю то, чего ты не можешь знать.
– Что именно?
Она покачала головой. А потом медленно подняла руку и показала на лестницу.
Я начала подниматься по ступенькам, но сестра по-прежнему стояла внизу.
– Ты не идешь?
– Пока нет.
Я поднялась на лестничный пролет и взглянула вниз, балансируя на краю, где позже, в готовом доме, должны были появиться перила, чтобы никто не упал со ступеней и не сломал себе ногу. Но Руби оставалась в неосвещенной части гостиной, выбрав место, где я не смогу ее увидеть. К тому же обзор мне загораживали гигантских размеров папоротник, высокий стул и диван на двоих.
– Иди спать, Хло. Поговорим завтра.
– Почему ты обращаешься со мной, как с ребенком?
– Потому что ты ведешь себя как ребенок. Накурилась травки – от тебя воняет, кстати. Не сказала мне, где ты. Опоздала домой. И я уже молчу про то, что ты стащила мои ботинки, эти с каблуками – почти моя любимая пара, Хло! Вторая или третья по счету из любимых!
Я попыталась возразить, но Руби подняла руку. Типа «заткнись!», чего она никогда раньше не делала. Но раньше мы никогда не ссорились. До этого – ни разу.
– Но я не поэтому хотела, чтобы ты вернулась домой, – продолжила сестра. – Ты не превратишься в нее, Хло. Я не буду просто стоять и смотреть.
– Да ведь ты же сама сказала мне ехать!
– Да, действительно, – ответила она, но больше себе, чем мне. – Похоже, что теперь все мои поступки имеют последствия. Я делаю одно, а что-то другое разваливается на части. Я все исправляю и… – Сестра тяжело вздохнула. – Не бери в голову. Иди в кровать, Хло. Завтра мы съедим десерт на завтрак и завтрак на ужин. И завтра поговорим. Хорошо?
Я кивнула.
И оставила ее там, наполовину скрытую двухместным диванчиком, стулом и громоздким папоротником, но потом наблюдала из окна коридора на втором этаже, как Руби вышла на улицу, на недостроенную веранду, которую мастерил для нее Джона. Я смотрела, как она шла по ней, как по подиуму, и ветер раздувал ее прозрачное платье, развевал ее темные волосы, и в тот момент мне казалось, что если нам и нужно о ком-то беспокоиться, то как раз о ней. Сестра подошла к самому краю, несколько минут всматривалась в бесконечную темноту, как будто готовясь сделать что-то фантастическое, и тогда мне предстояло стать единственным свидетелем этого чуда, но потом она развернулась и пошла обратно в дом.