И хотя я сказала, что делаю покупку для другого человека, я заприметила в глубине магазина стенд с бижутерией, шарфиками, сумочками и другими безразмерными вещами; я могла притвориться, что они для меня. Я выбрала несколько аксессуаров, которые могли бы подойти к моему платью, и спросила у продавщицы разрешения примерить их, чтобы посмотреть, как они смотрятся. Она не заметила ничего подозрительного; люди редко подозревали меня.
В примерочной я срезала с белья магнитки в форме летающих тарелок ножницами, которые приобрела в аптеке. Ножницы были недостаточно острыми, поэтому я портила нежную ткань дорогущего белья, чего ни в коем случае не стала бы делать среднестатистическая воровка. Но я не собиралась носить это белье. Я вообще не представляла, что буду с ним делать. Но воровать было приятно. Плохо, но так приятно.
Я приготовилась к немелодичному звону сигнализации, когда выходила из магазина с краденым бельишком в сумочке, или к тому, что скучающий охранник железной хваткой стиснет мой локоть, но ничего не произошло. Это был самый безрассудный поступок, который я когда-либо совершала в жизни, и хотя лицо мое вряд ли будут печатать на футболках, по коже у меня бегали мурашки. И это дало мне ощущение блаженства и неопределенности.
Дома я закинула сиреневый пеньюар и остальную «контрабанду» в шкаф. «Каллиопа родилась в этой комнате. Январь 1973 года».
— Ну и что ты будешь делать со всем эти бельем? — спросила меня Сана, когда поднялась наверх, чтобы поболтать, и застала с кучей испорченного дорогущего тряпья. Я призналась, что украла белье. Сана явно не одобрила мой поступок, но отчитывать не стала.
— Приберегу для особого случая, — ответила я.
— Ждешь принца на белом коне?
— Я уже встретила принца, я тебе не рассказывала? На станции метро. Он ударил меня по лицу.
Всю оставшуюся неделю я жила словно заведенная куколка в механическом театре. Одно и то же каждый день. Утром я просыпалась под звуки «музыки» и готовила на всех завтрак. После того как все обитательницы и гостьи «Дома Каллиопы» освобождали кухню, я проводила там еще несколько часов: убиралась, пекла всякие вкусности в одной ночной рубашке и слушала новости по радио: не скажут ли чего про Литу? И пока я заедала свое волнение пирожными, кексами, печеньями и всем остальным, что готовила, я звонила матери. Ей хотелось обсудить со мной книгу Верены: она буквально заваливала меня вопросами о жизни в «Доме Каллиопы» и моих новых друзьях, а также радовалась тому, что я наконец вырвалась из Бруклина. Когда я заканчивала печь (и есть!), я выкладывала оставшуюся выпечку на подносы и тарелки для других женщин, принимала душ, надевала новую одежду (с каждый днем мне было в ней все уютнее) и отправлялась в одну из фирменных точек