— Подраться хочешь, жиртресина? — снова фыркнул он. В тот момент я ненавидела его больше, чем кого-либо. Правой рукой я дотронулась до своей сумки — ремешок все еще больно врезался в грудь — и ощутила тяжесть кирпича внутри.
— Да, хочу подраться. — Эти слова сорвались с языка, как будто кто-то запрограммировал меня сказать это. Я не знала, что овладело мной, но мне определенно это нравилось. Я засунула руку в сумку и провела пальцами по пыльной, шероховатой поверхности кирпича. Конечно, череп велосипедиста защищал шлем, но никто не мешал мне заехать остряку кирпичом по зубам.
«Совсем сбрендила?» — прозвучал голос в моей голове, почему-то с таким же акцентом, как у Саны.
Мужчина слез с велика и опустил его на тротуар. «Началось», — подумала я. Велосипедист был в черных шортах и майке, руки у него были накачанные, сплошь в татуировках. Все равно я не сдвинулась с места. Я была готова стоять до конца, даже если бы он ударил меня по лицу, даже если бы размозжил мой череп об асфальт. Будь что будет. Меня уже били по лицу во время «Новой программы баптисток», и я выжила, хотя тогда я даже не сопротивлялась. Драка — это то, чего я жаждала последнюю пару недель. И сейчас, похоже, я собиралась получить то, что хотела. Будет больно, но так приятно.
Баптистка не боится боли.
Я сжала кирпич в руке, неожиданно открыв в самой себе стальной стержень. Если в моем животе были бабочки, то сейчас они поднимались вверх по пищеводу, вырывались на свободу, заводили меня, подначивали. Я хотела открыть рот и зарычать, подобно львице, выпуская махаонов со стальными крыльями наружу. Я вытащила кирпич из сумки, но между мной и велосипедистом выросла чья-то рука. Мужская. Черная.
— Довольно, — пророкотал мужчина в форме охранника. По возрасту он годился мне в отцы. Толпа глядел окружила меня и курьера на пешеходном переходе, но, будучи во власти гнева, я не заметила их раньше. Ярость обволокла меня подобно мыльному пузырю. Но сейчас он лопнул.
Курьер поднял руки, как будто ему это приказал сделать полицейский. Большой черный мужик победил большую белую бабу. Велосипедист забрался на велик и закрутил педали. «Больная сучка», — бросил он мне, отъехав на приличное расстояние. Но это он сбежал с поля боя, а не я.
Озлобленная, я повернулась к охраннику. Я не просила, чтобы меня спасали.
— Я наблюдал за тобой, — сказал он. — О чем ты, черт возьми, думала?
— Тот парень оскорбил меня.
— Надо было просто не обращать на него внимания.
— Кто это сказал?
— Тот, кто не хочет смотреть, как тебе надирают задницу.