Другие женщины заняли места на скамейках, но я остановила такси.
— Куда это ты собралась, Сахарная сливка? — спросила Сана. — Угроза взрыва — это коллективное мероприятие.
— Она бросает нас, — протянула Верена.
— Даже мороженое с нами не поешь? — возмутилась Марло.
Но я уже забралась на заднее сиденье машины.
— Я не бросаю вас, — сказала я, прежде чем захлопнуть дверь. — И я вернусь домой. Обещаю.
Машина отъехала, а я наблюдала за ними в окно: Верена и Руби, Марло и Текс, Сана — моя банда, мои подруги, мои сестры. Для них это был всего лишь обычный день.
На Таймс-сквер толпы людей на тротуарах стояли неподвижно и глазели на фотографию Соледад на гигантском экране, как на какое-нибудь солнечное затмение. Еще невозможно было предсказать, была ли Дженнифер — американское имя Соледад, которое переросло в нечто иное, — неконтролируемым пожаром, оставляющим после себя только пепелище, или спасительным, очистительным огнем. Я держала руку на животе, когда продиралась через толпы людей, чтобы чувствовать, что деньги все еще находятся при мне, а также ощущать пульс. Я вошла в сверкающую башню «Остен Медиа» и прошла через металлодетектор. Сказала охраннику имя, вымышленное, и стала ждать Джулию. Когда она пришла, я увидела, что ее «остенские доспехи» начали «ржаветь»: не такой уж плоский живот выступал над поясом ее брюк, выпрямленные волосы начали кудрявиться, макияжа больше не было, остались лишь едва различимые контуры ее лица, как у старой фарфоровой куклы, которая выцвела на солнце.
Она заговорила, лишь когда мы вошли в лифт.
— Они предложили мне устроить прощальную вечеринку сегодня вечером, представляешь? — фыркнула она.
На внешней стороне двери в «Уголок красоты» висела табличка: «ИНВЕНТАРИЗАЦИЯ. ВХОД ЗАПРЕЩЕН!» Как только мы вошли, Джулия заперла дверь и отключила кнопочную панель. «Уголок красоты» был под стать Джулии. Сотни тюбиков помады, блесков и туши валялись по полу. Где-то посверкивали осколки стекла и блестела жидкость, как будто разбились тысячи флакончиков духов «Нахалка». Запах, нет, вонь, пот тысячи нахалок заполнял все помещение, так что невозможно было дышать, а глаза слезились.
— Сколько ты принесла?
— Двадцать тысяч, — ответила я, поглядывая на дверь и мечтая открыть ее и убраться отсюда.
— Что ты сказала Верене? — Джулия лихорадочно запихивала документы со стола в свою сумку.
— Ничего не говорила. Это мои деньги.
Джулия хотела было что-то сказать, но передумала. Ее губы, накрашенные «Пыльной розой», слегка изогнулись в улыбке:
— Прости, что солгала тебе, но мне не хотелось втягивать тебя ровно до той секунды, пока я не поняла, что без твоей помощи нам не справиться. Когда она пришла ко мне, я не смогла ее прогнать. Я должна была ей помочь, понимаешь?