— Она сказала, отдел кадров предложил мне работать на дому, — вставила я.
— Ты и вправду в это веришь, изюминка?
Вместо того чтобы смотреть на Верену, я уставилась в окно: небольшой сад на заднем дворе окружали высокие деревья, прямо под окном цвели розы — красные рубины на зеленом полотне. Я подозревала, что и щеки мои в то мгновение были такими же красными. Я ощущала себя огромным китом, выброшенным на пляж из красного песка, уродливым фантасмагорическим существом в паноптикуме.
— Я не хочу так выглядеть, ясно? Я ненавижу свое тело. И совсем не нуждаюсь в том, чтобы мне напоминали, что люди обо мне думают.
— Это их проблемы, не твои. Ты такая, какая есть.
Я ничего не ответила, только челюсти сжала.
— Я сказала что-то не то? — растерянно моргнула Верена.
— Не люблю, когда меня называют толстой.
— Поня-я-ятно, — протянула Верена. — Извини, если обидела. Я не считаю, что избыточный вес — это плохо. Я думала, мы с тобой на одной волне, но теперь понимаю, почему Лита хотела, чтобы мы встретились.
— А я вот не понимаю. — Хоть Верена и извинилась, я все равно была расстроена. — Тебе-то легко говорить, что в избыточном весе нет ничего плохого. Попробовала бы сама жить так, как я.
У Верены была полная мать, но это не одно и то же. Я сообщила Верене, что очень скоро избавлюсь от лишних килограммов, что через несколько месяцев мне предстоит операция по снижению веса.
— Диеты не работают, ты сама так написала. Пришло время для меня сделать решительный шаг.
— Такой посыл ты вынесла из моей книги? — ахнула Верена. Не будь она от природы бледной, все бы краски точно исчезли с ее лица. — Ох, Плам, не делай этого. Не уродуй себя. Я прошу тебя подумать еще раз.
«Началось», — подумала я. Еще одна худышка, вроде мамы, пытается меня отговорить.
— Все решено, — твердо сказала я.
— Единственное отличие моей матери от хирурга, который будет тебя оперировать, — это то, что у моей мамы не было медицинской лицензии. И то, и то — мошенничество.
Краска выступила на ее бледных щеках. Она собиралась сказать что-то еще, но сдержалась. Вместо этого положила обе ладони на стол и глубоко вдохнула. Сразу можно было понять, что она из тех, кто старается не терять самообладания, что бы ни происходило. Известие о моей операции огорчило ее. Я следила за ней: мрачные мысли морщинами проступали на лбу, и я словно чувствовала, как из этих мыслей выкристаллизовывается некое решение. Внезапно лицо ее просветлело. Она выпрямилась и взглянула мне прямо в глаза:
— А как ты собираешься платить за операцию?
Я сказала ей, что моя страховка покрывает часть суммы. Оставшиеся семь тысяч долларов, которые я буду должна, заплачу как-нибудь сбережениями или возьму кредит.