– Не знаю… Может, они с отцом его потеряли… Его отец… тоже здесь был…
– Олигарх? Он такой же?
– Думаю, да… Вся полиция тут… под его дудку… плясала… Хотя он… блин… хозяин города же… Может…
Больной закашливается и сплевывает кровавую слюну, которая растворяется без остатка в багровых лужах, покрывающих пол.
– Вам врача вызвать?
– Не надо… Бесполезно… Это… еще не придумали, как лечить…
– Вы уверены?
– Да… уходите… Не хочу… вас заразить… Только… одна просьба…
– Какая?
– Пристрелите… меня… Он говорил… помирать буду долго… в муках… разум потеряю… Не хочу… так… Пожалуйста…
Колеблюсь. Но… он действительно умирает. Я чувствую это. Моя пробудившаяся кровь чувствует. Этот человек может лгать, может ошибаться, но она не ошибается. А в таком случае это акт милосердия, а не убийство. Поднимаю пистолет. Но Рита кладет мне руку на плечо.
– Позволь мне. Я сделаю это по-своему. Мне нужна… энергия.
– Он же заразен.
Рита едва заметно улыбается.
– Ко мне не прилипнет, забыл? А энергия… не все ли равно какая?
– Ладно. – Оглядываю комнату. Вижу пистолеты, все в крови, рабочие или нет, черт знает. Поворачиваюсь к умирающему. – Мне понадобится оружие.
– Эти… не берите… Намокли и… обоймы… пустые… В арсенале… На первом этаже… Направо по коридору… до упора… Ключи… у дежурного…
– Спасибо. Прощайте.
И Рите тихо:
– Сделай это быстро и безболезненно, ладно?
Она кивает, и я выхожу, не оборачиваясь. Не хочу ничего видеть и слышать.
Они ехали в микроавтобусе. Белый «Мерседес». Когда произносят эти слова, подразумевают обычно другое. Шикарный седан, ты за рулем, в вальяжной позе, снисходительно смотришь на всех вокруг, кто добился меньшего. А не едешь лишенным воли пассажиром в микроавтобусе навстречу смерти. Безумие! Каким кошмаром обернулась для их семьи простая поездка Веры в Лесногорск к матери! В запальчивости, в разгаре семейных ссор Родиону случалось говорить жене, что эти ее частые визиты не доведут до добра. Но чтоб настолько! Вера поражена какой-то жуткой болезнью, а он стал убийцей и без пяти минут покойником. А слова «расплата» и «заслужил» перфоратором буравили мозг.
Вон он, его палач, сидит впереди, рядом с водителем. Никакой ненависти к нему в Родионе нет. И ропота тоже никакого. Все справедливо. Все так, как и должно быть. Это ведь он, Родион Шепелев, находясь в состоянии нервного возбуждения, прихватил из машины дробовик. Это его палец дернул за спусковой крючок, когда на него из леса вылетел ничем ему не угрожающий парень в средневековой одежде. В результате человек умер, и он, Родион, должен за это заплатить. Тем более его палач пытается спасти город, остановить тех, кто ставит над его жителями бесчеловечные опыты, тех, на чьей совести болезнь Веры. Так почему же Родион должен сопротивляться? Если он не в состоянии помочь жене, нужно сделать все, чтобы как можно меньше людей разделило ее печальную участь. Разве не так? Все так. В Шепелеве даже какая-то гордость возникла. Он почувствовал себя бойцом, защищающим частичку Родины. И те пятнадцать человек, что едут вместе с ним в микроавтобусе, – его соратники, боевые товарищи.