Песцов сумел пристроиться штукатуром в небольшую фирму по ремонту квартир. Руководитель фирмы быстро понял, с кем имеет дело, сказал, что хочет поставить Песцова прорабом.
– Только не надо этого нигде записывать, пусть я значусь штукатуром.
– Не бойся, я твою ситуацию знаю. Будешь прорабом как бы подпольно.
– Откуда знаете?
– Город маленький, все всё знают.
Став прорабом, Песцов вынужден был сбрить усы и бородку, потому что и подчиненные рабочие-ремонтники, и оптовики на строительных рынках, с которыми он имел дело, и заказчики, видя в нем слишком культурного человека, пытались надуть чуть ли не в открытую. После бритья открылись угловатые скулы, линии рта выглядели тверже, от одного этого отношение сразу изменилось. Да и Песцов изменился, начал говорить с ироничной грубоватостью, давая понять, что всех видит насквозь, не стеснялся и выругаться матом, когда надо.
Таня допускала его к себе редко. Ее прежний темперамент куда-то исчез. Видимо, ее саму это беспокоило, она пыталась себя искусственно разогреть, показать прежнюю прыть, получалось плохо, она злилась и упрекала Песцова в неумелости.
– Чего ты хочешь, скажи? – виновато спрашивал он.
– Мужчина сам догадываться должен!
– Ну не догадываюсь, тупой.
– С чем и поздравляю!
Прошло полтора года с тех пор, как Песцов уехал из Москвы. Периодически позванивал прежним женам, общался с Данилой и Никитой, которые становились день ото дня заметно разумнее и этим радовали отцовское сердце, и с Ларочкой, говорившей всё бойчее и складнее и этим умилявшей Песцова до влаги в глазах.
В начале ноября он простудился, но была срочная и выгодная работа, поэтому на ночь наглотался лекарств, напился чаю с медом и лимоном, утром отправился на объект, но к обеду почувствовал, что совсем плох – пот, озноб, сердцебиение. Поехал домой. Дверь была заперта изнутри на засов, он позвонил. Таня открыла не сразу, сказала:
– Не слышала, в туалете была. А ко мне одноклассник Витя заглянул.
В квартире влажно пахло терпким мужским и сладковатым женским потом, густым алкогольным духом, да еще добавлялся запах замоченного для стирки детского белья.
Песцов слил из пластикового корытца воду, отнес белье на кухню, засунул в стиральную машину.
– Хоть это могла сделать? – спросил Таню.
– Ты видишь, ко мне человек зашел?
Песцов распрямился и посмотрел на человека. Короткая стрижка, как у всех у них сейчас, робко-нагловатые глаза, кожа лица облепляет продолговатый череп, да и сам худ – вряд ли оттого, что мало ест, скорее, много пьет.
– Виктор! – представился человек с широкой улыбкой рубахи-парня, который нравится всему свету и не представляет, что может быть иначе.