Отец Федор вздыхал, дергал задумчиво себя за бороду, переводя взгляд то на Никиту, то на лежащую царицу.
Никита задушевно произнёс:
— А как святой Иоанн Златоуст, архиепископ Константинопольский, нас, дураков, учил? Сей премудрый муж рек: “Хоть бы случилась ночь. но если бы странник попросил приюта, убежища от темной ночи и непогоды, не должно ему отказывать, боясь показаться жестоким и бесчеловечным на суде самого Иисуса Христа”. Как раз про нас с тобой сии слова…
Отец Федор ещё раз вздохнул, на этот раз более решительно, и сказал:
— Зрю, что дело и впрямь угодно Богу! Спрячу… Никита облапил его своими медвежьими ручищами и проворчал:
— Вот и правильно! А то — “в котел”! Сейчас облачи Государыню, а мне уж пора в храм на службу. А потом, ещё затемно, могилку землей закидать следует. — Поднял вверх палец, прислушался: — Слышишь, бачка, по ветру звук несет — редкими ударами бьют в один колокол. Это благовестят к службе. Ну, побежал я! А ты, бачка, как тут управишься, тоже в храм приходи. Могилу надо обратно закидать землей. — Улыбнулся: — А метель все снежком прикроет, как мать дите пуховым одеяльцем.
Ошибся, увы, Никита! Не скрыл он следов своего преступления.
Иоанн Васильевич был соткан из страстей — необузданных. Лютость его, как и щедрость, не знали пределов. И любил он со всей пылкостью натуры, с дикими муками ревности. Василиса глубоко пронзила его старческое сердце. Вот-вот должен заняться поздний зимний рассвет, а поминки по заживо погребенной царице продолжались.
Государь не пил, не ел. Лютым взором он пронзал пьянствующих сотрапезников. Морщил кожу на лбу, размышлял: “Это дьявол попрыскал ей в очи, разум замутил. А может, и греха-то не случилось? Ведь сама мне рекла, признавалась, что в любви-де я проворный, что люб сердцу её. Жива ли ещё? Ах, как жизнь моя ужасна…”
Вдруг рявкнул:
— Малюта! Басманов! Отройте Василису. Коли жива, доставьте сюда. Пусть посидит на собственных поминках. — Хрипло рассмеялся. — ещё потешусь с ней, покойницей, а уж потом — в монастырь её, блудню окаянную.
Прихватив двух стражников, копавших могилу, соратники Государя поспешили к могиле.
Вскоре они приплелись обратно во дворец — на ватных ногах, словно побитые собаки. Басманов и Малюта повалились в ноги Государю:
— В гробу Василисы нет. Вознеслась, должно быть…
— Куда вознеслась? — Государь вытаращил глаза, словно мерзким сфинктером пожевал губами.
— На небеси! Домовина пустая…
— Ах, псы поганые! — Иоанн Васильевич стал ногами пинать сподвижников. Заорал: — ~ Кто ведал о секретной могиле? Стражники? Сюда изменников!