Само собой, я не проявила особого радушия.
— Почему вы не позвонили? — повторяла я вновь и вновь. Если бы меня предупредили заранее, я могла бы привести себя в порядок и, возможно, договориться о встрече за пределами кампуса. Где-нибудь очень далеко от кампуса.
Папа плюхнулся на кровать Алисы, уложив грязные босые стопы прямо возле подушки.
— А ты, кажется, немножко поправилась, солнышко, — сказал он.
Это верно. На пятнадцать фунтов, если уж совсем точно. Очень мило с его стороны обратить на это внимание.
Тогда мама наконец вышла из комы и спросила:
— Что произошло с твоими волосами? — Она подошла ближе и всмотрелась в мое лицо. — Ты пользуешься косметикой?
В этот момент вошла Алиса. Заметив гостей, она поначалу изумилась: ко мне ведь никто никогда не приходил, — а потом всерьез испугалась за свою жизнь. Папе, по крайней мере, хватило ума принять приличную позу и опустить свои немытые ноги на пол.
— Может, все-таки познакомишь нас? — спросил он, кивнув в сторону Алисы.
Я неохотно — и очень поспешно — представила их друг другу, уже натягивая на себя куртку: мне не терпелось скорее вырваться из общежития.
— Кстати, Алиса, — бровью не поведя, сказал отец, когда мы уже собирались уходить, — ты случайно не знаешь, где тут можно достать нормальной «травы»?
Алиса смерила его неодобрительным взглядом и презрительно хмыкнула:
— Что? — Она в мгновение ока позабыла, что сама не прочь курнуть время от времени.
— Ну идемте же, — взмолилась я. — Я умираю от голода. — И я наконец-то вытащила их из зоны дискомфорта, также известной как «моя комната».
Я хотела увести родителей в город, но папа настоял, чтобы мы остались в кампусе.
— Не так уж часто мы здесь оказываемся, — мотивировал он.
Дабы усугубить мои страдания, мы отправились в маленькое кафе при школьном совете.
Усевшись, отец принялся со свойственным ему энтузиазмом оценивать сновавших поблизости учеников, читать доску объявлений и болтать со всеми учителями, которым не посчастливилось оказаться рядом. Мама продолжала недоуменно рассматривать меня.
— Ты что, сделала перманентную завивку? — спросила она. Если прежде она говорила со мной недоверчиво, то сейчас это недоверие переросло в откровенную досаду.
Я кивнула.
Я знала, о чем она думает. Я даже не спросила, нравится ли ей моя новая прическа.
— Солнышко, ты, главное, не забывай, кто ты есть на самом деле, — попросила она якобы с пониманием, хотя я-то чувствовала, как она раздражена.
Да как же я забуду, если одноклассники постоянно мне об этом напоминают?
В этот момент один придурок из моего класса, Джад Уотсон, зашел в кафе в сопровождении своей свиты. Проходя мимо нашего столика, он гаркнул: «Осторожно! Чмо на кампусе!» — чем необычайно повеселил своих приспешников.