В голову полезли пораженческие мысли о том, что люди, стоящие рядом, доверились ему, признали своим лидером, старшим братом, главой рода. А он из-за своей неуёмной гордости доведёт их до смерти. Причём, до позорной смерти – возле столба, а не в бою от вражеской стрелы.
Будто в ответ на невысказанное самоедство, из шатра вышел Проворная Ласка. Он с интересом прогулялся вдоль строя прикованных пленников, на пару секунд задержал своё внимание на растрёпанной шевелюре Тани, затем шагнул к Моторину. Некоторое время они стояли, глядя друг на друга. Видимо, Ласка что-то для себя решил, потому что кивнул, и вернулся к Тане.
– Ты, наверное, устала и хочешь пить, – вкрадчивым голосом проговорил он. – Я ценю и уважаю твою верность, но женщины не должны страдать из-за глупости и упрямства своих мужей. Наоборот, хорошая жена всегда подскажет правильное решение. За это женщины пользуются любовью и уважением. И я уважаю тебя, поэтому предлагаю провести ночь не здесь, стоя у столба, в сырости и холоде, с болью в уставших ногах и ворчанием в голодном животе. Я заберу тебя в свой типи, напою отваром и накормлю ужином. А ты ещё раз подумаешь, стоит ли твоему мужу умирать ни за что, стоя у столба.
Чего-то подобного Моторин и ожидал. У ирокезов никогда не пользовались уважением убийцы женщин и детей, а Ласка явно поставил себе целью не казнить Моторина и компанию, а добиться согласия на рабство. Ясно же, что если их захватить силой, то работники из таких пленников не получатся. Тем более, в новой для племени отрасли.
Он исподлобья смотрел, как Проворная Ласка отвязал Таню от столба, элегантно подал женщине руку, помогая утвердиться на уставших ногах без поддерживающей верёвки… Ему показалось, или он действительно заметил блеснувший взгляд жены? Если так, то необходимо принять меры.
– Ласка! – он попытался крикнуть, но из пересохшего, стянутого шнурком горла послышался только противный скрип.
Однако, вождь ирокезов его понял, тут же оставил руку женщины и шагнул к столбу. Моторин даже не стал пытаться сказать что-то ещё, вместо этого показал глазами на висящую на поясе лысого берестяную фляжку. Ласка несколько секунд колебался, но затем с громким чпоком выдернул пробку и поднёс сделанное из тонкой берёзовой ветки горлышко к губам Паши. Первые капли тот даже не заметил, они впитались в пересохшую слизистую, кажется, ещё в полёте. Но потом… Это было непередаваемое ощущение, когда живительная влага попадает в рот. Несколько секунд пленник просто самозабвенно глотал, несмотря на режущую боль в кадыке. Затем, сделав над собой усилие, оторвался от фляжки, и сказал: