А теперь все встало на свои места, конец истории. На этот раз никто не пострадал, ничье сердце не было разбито. Мэй подвинула свою чашку поближе к видавшему виды кофейнику Ребекки.
– Плесни на дорожку.
Пока Ребекка наливала кофе, еще одна вспышка осветила кухню, но на этот раз ни одна из подруг не обратила на это внимание.
Шон
Его руки тряслись так, что бумажная чашка, которую он держал, запросто могла вывалиться из его рук, а все содержимое – расплескаться по больничному полу. Шон не мог заставить себя выпить эту бледно-коричневую жидкость, которая выдавала себя за кофе. Но ему было необходимо что-то держать в руках, чтобы помешать себе грызть ногти – два ногтя он уже сгрыз до крови, но этой боли оказалось недостаточно, чтобы он мог отвлечься.
Бернард неподвижно лежал в кровати. Его голова была перевязана, а на повязке проступали красные пятна. Нос сильно поломан. Несколько зубов выбиты. На одну щеку наложены швы. Два пальца правой руки, которой он, по-видимому, пытался защититься, сломаны. Одна трубка выходила из его носа, а другая была вставлена в левую руку.
Ребра поломаны, а плечи были в огромных гематомах.
И хотя после нападения прошло более четырех часов, Бернард до сих пор не пришел в себя. А пока этого не произошло, врачи не могли дать заключение о том, поврежден ли мозг.
Шон продолжал бороться с непреодолимым желанием закричать, открыть рот и завыть, как доисторическое существо. Подавляя в себе эту ярость, Шон опасался, что она его разрушит. Но поскольку был риск, что его выгонят из палаты Бернарда, так как у входа в палату стоял охранник – раньше нужно было это делать, раньше! – Шону удавалось ограничить свои эмоции изредка сдерживаемыми рыданиями.
И, конечно, дело было в родителях Бернарда, которые тихо сидели по другую стороны кровати. Шон позвонил им, как только нашел номер в телефоне Бернарда. Трубку снял отец, он молча слушал, пока Шон сообщал ему о случившемся. Затем коротко спросил:
– Как он?
– Он в палате интенсивной терапии, все еще без сознания. – Рука Шона, которой он сжимал телефон, побелела.
– Ясно. – Отец Бернарда повесил трубку до того, как Шон успел сказать еще что-нибудь.
Приехав, родители даже не поздоровались с Шоном, а лишь кивнули, когда Шон встал и представился. Он, конечно, знал, как они к нему относились, Бернард уезжал к ним на ужин, никогда не беря его с собой.
Но сейчас Шону было совершенно безразлично, как они к нему относятся. Они могли его ненавидеть, возмущаться его присутствием в жизни их сына столько, сколько им заблагорассудится. Он здесь и никуда отсюда не уйдет.