— Ну, так я пошла, Николай Андреевич.
Гарбузов видел, как она медленно стала закрывать дверь, и ему на какое-то мгновение стало страшно, что вот этой дверью она сейчас отгородит его от всего мира. И там, за ней, останутся верные ему люди, а он по эту сторону двери — совсем один, в ответе за все. Медленно закрывается дверь, скрывается в коридорных потемках сочувствующее лицо Маруськи-кладовщицы, и Гарбузову хочется закричать: «Стойте, все стойте, стой, Мария, стой, Матвей… Куда же вы… Остановитесь, ведь мы все вместе, мы… Куда вы…» Он с трудом сдерживает себя, чтобы не сорваться с места, не броситься вдогонку. Он молчит, сурово сдвинув брови, собрались на его лбу глубокие морщины, тяжело прорезавшие надбровье. Гарбузов медленно встал из-за стола, подошел к двери и прикрыл ее плотнее. Потом постоял посреди комнаты и сел на место Кольки Ляхова.
«Ну хорошо, прикинем, кто бы из них мог чего сделать в этой ситуации, — подумал он. — Вот я — Колька Ляхов, в моем ведении трактора. Что я могу сейчас, что? Вот Мишка, Степан и другие отличные ребята, Кольку своего на руках носят — скажи, сейчас же кинутся к своим машинам. Да ведь Николай и не сидит сложа руки — гляди, пальцы поотморозил. Значит, прав он — морозим, калечим людей. Ну что тут можно? Ведь и правда — Колька подавал свои докладные, сколько их было тогда летом, в жару, в пекло-варево. Были ведь, и никуда от того не деться. Да кто ж мог подумать по тем солнечным дням, что навалит такая напасть. И в голову никому не приходило, что такое случится. Вот уж действительно: готовь сани летом. Не приготовил ты, Гарбузов, не смог. Вот видишь, ты какой, а теперь виноватого ищешь. — И тут Гарбузов крикнул уже вслух в сердцах: — Да не ищу я никакого виноватого, не ищу, — он вскочил с Колькиного места, будто оно обожгло его, снова заходил по комнате, — не ищу я. Я хочу найти выход из положения. Не надо было коня изводить. Нет — давай его под корень — техника, слышь, теперь решает все, — со злостью подумал Гарбузов, вспомнив, как в свое время обошлись с табуном в деревне, как пустили всех коней «на колбасу» — ни на что другое больше не сгодятся, шутили начальнички из райцентра. Конюх чуть с ума тогда не сошел… Ах, дела наши, дела, дела горькие… Сейчас бы пару лошадочек, и вся недолга. Приходится расплачиваться за чье-то очередное головотяпство. Рано или поздно, а час расплаты наступает — за все надо платить, но обидно расплачиваться такой дорогой ценой за глупость… Обидно, а что сделаешь — вот ломай теперь голову, председатель, выкручивайся как знаешь — районные начальники теперь тебе не помощники. Они же и осудят, если что…»