— Лизавета, — строго глянул на нее Федор.
— Ой, господи, твоя воля, — вздохнула Лиза. — Ну что вы пристали, что да что? Да ничего. Стоял потупив головушку посеред комнаты. Что ему сказать? Чего-то там бурчал — дак я за дверью много ли разберу. Говорил, конечно, и он чего-то. Как же не скажешь, если тебя спрашивают. Только что толку. Скотина как была голодной, так голодной и осталась. А то, что он там говорил — не говорил, какое это имеет значение, правильно? — Она вопросительно поглядела на Федора.
— Да, да, верно ты это подметила, верно, — похвалил Федор.
И снова замолчали мужики, и снова шмыгал носом дед Жигула, теперь, как и все, раскрасневшийся, мокрый, со струящимся обильным потом на впалых, в глубоких морщинах щеках.
— Ну, все слыхали, — подвел Федор, переваливая во рту кусок сахару, — теперича думайте и вы, что делать; совхоз наш, нам и решать, как да что. Никто за нас…
— И ты скажи на милость, — повел дед Жигула, — не повезло Гарбузову. Хороший мужик. Вот я уже приметил — как хороший человек, так обязательно что-нибудь да случится. Вот ведь ничего не было при Халине. Ничего же, правда?
Все согласно закивали.
— А вот то-то и оно. Того ни одна сатана не брала, потому что он себе одному карман набивал да брехни всякие разводил на своих заседаниях. А что скажешь? Молчи да слушай. Слава богу, хоть убрали, а то б разорил бы все как есть, раздарил бы дружкам. Это вспомнить только, сколько машин отгрузил. Из самого Курска, бывало, едут, а он им и капустки, и помидорчиков, и фрукты разной. Чего только не готов был отдать, чтобы они его самого не трогали — отдаривался прямо на глазах у всех, и никто, ты скажи, слова не мог проронить. Сразу тут тебе такое набуровит — сам же и застыдишься. Вот какой был сукин сын. А этот — нет. Пришел и сразу дорогу от деревни к шляху тянуть стал — видал, наверное, как наши конопляновские осенью по грязи с хлебушком из города тёпали, посочувствовал. Человек! Да за одно это ему, я не знаю какое только спасибо надо сказать. Ведь это ж надо, столько лет живет на белом свете Конопляновка, а сроду дороги не было. Еще когда катер ходил — куда ни шло. А как построили дурацкую плотину, как обмелел Сейм, так и катеру тому каюк. Не-е-ет, если бы не Николай Андреевич, пропали б мы совсем. И ты скажи какой догадливый — ведь привыкли все, считали, что так и надо навроде. А он нет, ты скажи, заметался сразу, забегал, бац, на тебе дорогу. И откуда только средства достал, откуда трактора огромадные с совками понатащил — враз дорогу пробили в бугре. А то, казалось, сроду его ничем не раздолбаешь. А тут враз просекли, проранили — недели не прошло. Молодец, чего там говорить. Молодец.