Петра развезло:
— Хоть что-нибудь мы получим за это?
За что «за это» — не поняли ни Галицкий, ни Иван, шли себе молча и шли, да только слова те не могли остаться без их внимания — пронимали, доставали.
— Неужели так и будем болтаться… Бить ноги, утопать в снегу… Да за что? Мне необходима цель. Иначе я не могу, не вижу никакой логики.
Даже со спины было заметно, как нервничал Галицкий: он то и дело передергивал плечами, шел неровно — то быстрее, когда Петр примолкал, то замедляя шаг: не слушать человека было не в правилах Галицкого.
Нервничал и Иван, поспешая за шедшим впереди Галицким и оборачиваясь на бубнившего им вслед Петра.
Петр не унимался.
— Хотя бы, — со злостью говорил он, опять оступившись и с проклятьями выбираясь из глубокого сыпучего снега, — хотя бы зашли в какой-нибудь нормальный дом, к нормальным хозяевам да попросили у них старинку какую-нибудь, не с пустыми же руками возвращаться. Я слышал, что в такой вот глухомани есть монеты старинные, книги и иконки. Сам видел — показывали.
— Иконки, говоришь, — Галицкий остановился. Постоял, подумал, сдвинул шапку набекрень, сделался смешной и, улыбаясь, сказал стоявшему на четвереньках раскрасневшемуся то ли от ярости, то ли от мороза Петру. — А, перестанешь ныть?
Петр, облизнув пылавшие, будто закровавленные губы, согласно кивнул.
— У нас этого добра сколь хочешь, в любой избе, а на чердаках… Давай, уговорились, мил человек, быть по-твоему, раз ты такой…
— Такой, такой, — торопился уверить его Петр: — Такой я…
— Тогда айда прямиком к бабке Хресте, у нее того добра на десятерых…
Клавдия Хрестина встречала гостей шумно. Похоже было, что знала: надо радоваться гостям, а вот как — забыла. Засуетилась она, забегала, кинулась поправлять, подтыкать, прихорашиваться.
— Хороших людей к тебе привел, Клавдея, — смутил ее еще больше Галицкий.
— Дак разве люди плохие бывают, — засветилась она приветливой улыбкой в ответ на те слова. — Что же вы, гостюшки дорогие, у порога стоите. — Заполошилась вновь, протягивая к ним чуткие руки. — Раздевайтесь, проходите.
Изба и здесь оказалась полупустой — так мало было в ней привычных предметов. Видно, тетка Клавдия научилась обходиться без них. Через несколько минут всем было уютно. Она, как заботливая ласточка вокруг своих птенцов, кружилась возле гостей: стрибанет в одну сторону — к Ивану, в другую — к Петру, к Галицкому кинется. И от того ее внимания и приветливых улыбок сделалось всем хорошо на душе.
— Дак и самовар поставлю. — Побежала тетка Клавдия на кухню, звякнула чем-то раз, другой, приговаривая: — Это минута, это мы счас…