Толпа стала расступаться перед ним, пропуская его сквозь себя все дальше и дальше, как будто заманивая в западню.
Интуицией первопроходца чувствовал: «И все-таки именно здесь дорога («Ну и наивный же ты, Вербин», — отозвался тут же внутренний голос), которая ведет к новому открытию…»
Чем дальше он шел в толпе, тем интереса к нему становилось меньше и меньше. Невнимание это поразило доктора — один раз он даже пытался подергать рядом стоявшего за рукав и объяснить ему среди общего шума, рождающегося теперь совсем по другому поводу, что это он только что стоял там, на возвышении, и что это он, Вербин, говорил там только что о своем открытии, и что это он самый и есть…
Но человек пригрозил ему и добавил, чтобы он не наговаривал на себя напраслину и что тот, кто хоть раз в жизни поднимался на возвышение, — он кивнул в сторону трибуны, — если он нормальный человек (так и сказал) — тот никогда (никогда — подчеркнул) оттуда уже не возвращался в толпу, и пусть лучше он проваливает подобру-поздорову на все четыре стороны, покуда цел, а не то…
Наученный в этот день Вербин не стал дожидаться новых неприятностей и, стискиваемый со всех сторон уже безразличной к нему публикой (иными были те же локти, когда он «шел» наверх — теперь о них можно только вспоминать), стал пробираться к краю площади.
По дороге ему чуть не поддали еще раз, потому что он попытался еще раз уверить кого-то, что это ОН только что стоял там, на возвышении. И, несмотря на то, что он показывал им родинку на запястье, вставал в ту самую позу, так же поднимал руку, как это делал ТАМ, здесь, на краю людского моря, ему сказали: «Ах, так это был ты? Ну как же, теперь мы признали тебя и хотим тебя проучить, чтобы тебе неповадно было лазить туда». Они кивали в сторону возвышения, где шла суетливая подготовка к театрализованному представлению, ставились декорации, устанавливался свет.
«Значит, нам стоять здесь в потемках, а тебе приспичило ТУДА? Да? Выходит, что ты один среди нас умный, а мы все — дураки…» После этого ничего хорошего ждать было нельзя, а все тот же внутренний голос Вербина проговорил: «Беги, покуда цел…».
…Отдышавшись, он, словно загнанная лошадь, взмыленный и потный, прижался к столбу.
«Это не ты там на возвышении только что?» Неизвестный верзила обошел, оглядел его, добавил: «А? Похож…». Вербин, опасаясь, что его могут снова избить, стал отнекиваться, с жаром убеждал неверующего, что это не он был, что тот ошибся, что это даже смешно…
«Ну, как же… — напирал верзила, — вот и родинка на руке. Я разглядел. Не смотри, что далеко стоял — все видел».