«Вы помните, — пришел он с той же своей просьбой к уборщице из профкома, — вы должны это были запомнить, вы как-то помогли донести мне стеклянную посуду, пробирки всякие, другую мелочь. Вспомните, умоляю, это очень для меня важно. Ну так как, а? Может быть, хоть вы согласитесь? Может, не будем ссориться? Может, подпишете?»
«Нет, будем, — сказала она таким голосом, что ему стало страшно, а затем, задержавшись в проеме двери, неторопливо обернувшись, проговорила, едва справляясь с улыбкой, от которой ему сделалось жутко, и его прошиб холодный пот. — Как бы вам потом не пожалеть об этом».
Вербин Ученый вскрикивал, садился на кровати, свешивал подрагивавшие ноги, обхватывал голову руками.
Но дурацкие видения не оставляли его.
И вот снится ему день регистрации открытия. Коллеги горячо приветствуют его. Они встречают его цветами и короткой речью прямо у входа в институт, где ждали его («нашего дорогого» — как они потом с нежностью говорили) после утверждения открытия в Государственном комитете по делам изобретений и открытий.
А он как будто и не догадывается, что они тайно сопровождали его от самого порога Комитета до дверей родного института, чтобы, не дай бог, ничего с ним не случилось.
Им не позволили проникнуть в здание Комитета, присутствовать на заседании коллегии, которая зарегистрировала открытие, занесла его в государственный реестр. Узнав позже, что им не удалось проникнуть в зал заседаний, он сокрушается вместе с ними.
Вербин Второй Мудрый, как всегда, даже во сне вразумляет его: «Дурак, если бы они проникли туда, не видать тебе открытия, как своих ушей…»
В руках у Председателя Ученого Совета — розы, Заместителя Председателя — гвоздики, Секретаря Заместителя Председателя — гладиолусы, Технического Секретаря, Секретаря Заместителя Председателя — фиалки (в такую-то пору!).
Они бросаются обнимать его, тискать в дружеских объятиях.
(«Не давай заходить сзади…» — успевает шепнуть ему на ухо Вербин Второй и этим портит радость встречи…) Вербин Ученый растроган и чуть не плачет, получая из рук товарищей по работе букеты ярких цветов.
А потом товарищи, изловчившись, поднимают его на руки над своими головами и несут в широко раскрытые двери института — родной дом.
Разумеется, на порог института встретить его вышли наиболее достойные, здесь же, в потемках институтского коридора, собрались все остальные — родной коллектив, который криками «ура» приветствует его и «со своей стороны» протягивает ему, уже недосягаемому, свои скромные цветы.
Проплыв над толпой, Вербин оказывается в зале заседаний Ученого Совета, его бережно доносят до стола президиума и аккуратно опускают на заранее приготовленное кресло.