— Прямо как в сказке, — удивилась Тоня.
— А ты думала, зря люди кровь проливали. Вот за такую жизнь и боролись. Для того и затеяли все.
— А кто же нам будет привозить косы, ямки, чугунки, ситчик, — хмыкнула Тоня, засмеялась, — если мы только работай да обогащайся?
— И про то известно. Так же будет сделано, как и с продажей. Для закупки специальных людей поставят, чтоб ездили в город или еще куда подальше и накупали бы всякого товару. В деревне лавку специально откроют — приходи покупай: и одежу, и косу, и ямки, и чугуны, а хошь гвозди, да что хошь…
— А на какие деньги станут они все то хорошее покупать?
— На какие? На те, что получатся от продажи хлеба.
— Чудеса какие-то да и только. Отцу рассказать — не поверит. А может, и поверит. Больно складно все — ничего мудреного и очень справедливо. Только где ж столько богатеев тех понабирать, чтоб за их счет дела поправить? Найти их надо, они же не растут, как грибы.
— Не росли, — поправил Коля, — потому что не давали. А теперь сказали — растите. И они пойдут, куда им деться. Такие без дела сидеть не могут, зашевелются, задвигаются. Пришли времена — каждого в кулаки приглашают. Пойдешь?
Тоня замотала головой.
— Ну и зря. А я бы пошел, чтоб тебе и отцу твоему помочь. Ну и пусть разбогатею — только б тебе было хорошо.
— Спасибо, — пролепетала Тоня. — И от меня и от отца… А ему про то можно сказать или как? — робко спросила она его.
— Да смотри сама…
Коля вдруг поднял палец: «Тихо, — сказал, прислушался. — Николай Ищенков с города возвращается, слышишь?»
Тоня кивнула.
«Почему-то невеселый. И телега тяжелая, неразгруженная. Что же это он? Назад из города поклажу привез? Такого сроду не было, чтоб мужики зерно назад из города привозили. Что-то случилось?..»
Николай Ищенков тащился на телеге мимо пуни, утонувшей в тумане, к своему краю деревни, и не хотелось ему, чтоб кто-то попался на пути. Думалось ему, что люди, наверное, почувствовали, с чем он возвращался из города, и боятся выходить ему навстречу. «И правильно делают, — рассуждал он, — пускай поживут хорошо еще день, другой, не так много им осталось. Не скоро, видно, теперь придут в наши края хорошие времена…»
И туман, который Николай целый день клял, вдруг перестал его раздражать — он скрывал Николая и его новость от людей, отгораживал от них.
Первый раз в своей жизни Николай прятался от тех, с кем прожил бок о бок долгую жизнь. Он почувствовал, как небезразличны ему односельчане, как жаль ему их. От того ощущения ему и самому стало не так тревожно на душе — все вместе они не одну беду пережили, глядишь, и эту одолеют…