Высоко вздымалась ее заполошенная грудь, руки, ноги как будто не свои, чужие. Ну и пусть, главное, что все теперь на своих местах, все устроилось как нельзя лучше — она рядом с ним, с Колей, Николушкой, Коленькой…
Антонина медленно подошла к лошади, взяла ее под уздцы, повела за собой, то и дело озираясь, улыбаясь широкой белозубой улыбкой. «Сама все сделаю, сама…» — только и сказала.
Коля отвернулся, уткнулся лицом в широкую спину отца, плечи его затряслись в беззвучных рыданиях.
Ляхов ударил связанными руками по коленям, передернул сильными плечами — вздернулась в нем спутанная злость, шевельнулась стреноженная сила — не подались путы, только шибче впились в тело, мать закрыла лицо руками, заслонилась, как от солнца, от Антонининого безумия, спряталась.
Коля, переплакав, смотрел перед собой, неподвижен и тих, будто и не ему вовсе улыбалась Антонина, не ему так радовалась она в те минуты. Яшка, сбитый окончательно с толку, бросив поводья на передок повозки, нервно постегивал прутиком по голенищам, глядя, как медленно кружит под ним земля, и казалось, что не они едут, а это земля под ними переворачивается и что Яшка вот-вот свалится с телеги.
…Люди, стоявшие поодаль, как будто успокоились при появлении Антонины рядом с Ляховыми, словно переложив на нее заботу об их судьбе, и уверенные, что теперь-то она в надежных руках, стали поворачивать обратно в деревню, и кто ходко, кто неторопливо, кто оглядываясь, а кто и без оглядки пошли по домам: проводили Ляховых, как смогли.
Иные еще долго стояли у дороги и долго глядели вслед удалявшимся — Ляхова отца и сына, матери, Антонины, так и не выпустившей из рук поводья.
…Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю, ни через месяц никто из них в Березниках не появлялся. Что Ляховы не вернулись, так этому никто и не удивился, а что Антонина не пришла домой — про то судачили, удивлялись.
Бицура, метнувшийся на следующий день в город, вернулся ни с чем. Сказывали, что налаженное такими, как он, дело сработало четко, и Ляховых в тот же день отправили эшелоном, а про дочь его никто ничего не слыхал. Яшка говорил скупо: доставить, как велено было, доставил, а связываться с Ляховым не стал, и что ничего больше не знает. Ходили потом слухи, будто девка какая-то выходит на станцию поезда провожать, машет вслед, подолгу плачет. Но та, как выяснил Бицура, была совсем другая и телом, и цветом волос, и ростом — по всем приметам не Антонина.