— Мои родители учителя. Сельские учителя. Мама и сейчас работает, а папа умер в 1918 году от испанки. Училась в гимназии, поступила в университет, да в голодный год было очень трудно. Заболела и не закончила. У меня еще диплома нет…
Она, наверно, боялась, что отсутствие диплома поставят ей в вину, и растерянно замолчала. Но к этому никто не придрался, только Чуплай для порядка спросил:
— И когда думаете закончить?
— Готовлюсь… В будущем году.
Вопросов по уставу Клавдии Ивановне не задавали. Дружно поднялись руки, она еще больше покраснела.
Потом к красному столу выходили Мирон, Принцесса-Горошина и еще много ребят и девушек. У самых бойких срывался голос, блестели глаза, на щеках выступали красные пятна. Только один не понял этого большого и важного.
Аксенку комсомольцы напомнили о плохой отметке по алгебре, о том, что он грубит товарищам, а иногда и преподавателям и даже о том, что плохо моет уши и клянчит закурить. Парень отнекивался, оправдывался, не утерпел и буркнул со злостью:
— Что я хуже всех?!.
Чуплай приподнялся на костылях, метнул на него уничтожающий взгляд.
— Есть предложение воздержаться от приема Григория Аксенка в комсомол. Не созрел еще.
Члены бюро — очкастая Аня Мокогон и Тиша Косолапов в один голос сказали: «Отложить!..»
— Не буду! Исправлюсь!.. — спохватился Аксенок, но Чуплай не стал слушать.
У Сережи похолодело сердце. Вот и ему вспомнят драку.
Во втором часу ночи, когда приняли Вальку, Клаву, сестер Ядренкиных, когда погасло электричество и керосиновая лампа на столе вытянула желтоватый язычок пламени, дошла очередь до Сережи. Он поднялся, готовый ко всему, разбитый, утомленный, но спокойный.
Бюро не стало слушать его биографию, Чуплай неожиданно спросил:
— Зачем вступаешь в комсомол?
— Хочу работать, как все…
— Как все, и без комсомола можно! — обрезал Чуплай.
И вот сейчас произошло что-то совсем непонятное. Непримиримый Чуплай, тот самый Чуплай, который безжалостно требовал на суде — «каленым железом нарывы выжигать» — передернул угловатыми плечами и заговорил:
— Зорина в комсомол рекомендовал я. За то, что он хорошо учится, старательно работает и защищает товарищей. Вторую рекомендацию дала Некрасова. Как думаете, товарищи?
— Согласны! — дружно ответили члены бюро.
Черные глаза Чуплая в упор уставились на Сережу.
— Не опозоришь звание комсомольца?
— Нет! — твердо ответил он.
…Сережа лежал на кровати, и все это, как явь, стояло перед глазами. Он перевернулся на другой бок, но не смог заснуть.
Рядом заворочался Валька.
— Не спишь, Серега? Я тоже. Вот гляжу на звезду и, знаешь, о чем думаю? Может, этой звезды сейчас нет. Она сгорела давно, может, тысячу лет назад сгорела, миллион! А свет от нее идет.