Тут он умолк, а она спросила себя, о чем же это он думал.
— В машине у вас был, кажется, недовольный вид.
— Нет, ничего. — Розали почувствовала, что краснеет, и отвела взгляд. — Макс Марше на днях выписан из клиники, но он мне еще не звонил. Как только он позвонит, я сразу дам вам знать, и тогда мы поедем в Ле-Везине. Как договаривались.
Очевидно, он принимает ее за такую мимозу, которая все время обижается и от обиды не держит данного слова.
— Я не хотел вас сердить, Розали. Я просто был не в себе в тот вечер. Для меня же это дело очень личное, а не просто своего рода… игра в кладоискателей. Вы же это понимаете?
Розали кивнула. Как не понять!
Роберт испытующе посмотрел на нее:
— А мое замечание, что я не хочу лежать с вами под кроватью, это была просто…
— …глупость, — закончили они в один голос, и оба рассмеялись.
— Ну, так когда же придет ваша мадам Моршель?
— Морель. И придет она в два часа. Если хотите, можете тогда за мной зайти, и мы пойдем гулять с Уильямом Моррисом.
Уильям Моррис приподнял голову. Услышав свое имя и слово «гулять», он завилял хвостом.
Роберт наклонился к нему и осторожно погладил собачку по голове.
— Ладно, как знать, — сказал он затем, — может быть, это станет началом прекрасной дружбы.
Когда они встретились, все пошло совершено не так, как они ожидали. За исключением разве что Морриса, которому было совершенно все равно, сколько человек его выгуливают.
Прогулка вдоль Сены получилась не вдвоем, а втроем. И партию первой скрипки в их беседе вела ее матушка.
Неожиданно для Розали в два часа в лавку явилась не только мадам Морель, но следом за ней и Катрин Лоран, у которой Розали только недавно ужинала.
— Bonjour, mon enfant[59], — поздоровалась матушка и тут же заявила о своем праве на безраздельное внимание со стороны дочери. — Что это ты, даже не поздороваешься с мамой?
Одета она была, как всегда, элегантнейшим образом — светло-серый костюм, белая шелковая блузка, жемчужное ожерелье — и, по-видимому, только что из парикмахерской, так как ее пепельные волосы были уложены в красивую прическу с искусным шиньоном на затылке.
Розали, занятая разговором с мадам де Ружмон, которая даже в этот солнечный день, выходя на улицу, не преминула надеть перчатки, так что чуть-чуть превзошла в элегантности мадам Лоран, улыбнулась и, на секунду прервав разговор с покупательницей, поздоровалась с матерью.
— Привет, мама! — Мать и дочь обменялись, как положено, непременным поцелуем в щечку. — Через минуту я освобожусь и буду целиком в твоем распоряжении. Может быть, ты присядешь? — предложила Розали, кивнув на кожаное кресло в углу.