По сути дела, виноват был Блез Паскаль.
Если бы Макс Марше в пятницу не снял с полки эту книгу, а затем не ушел бы с ней в сад (спасаясь от мадам Бонье) и не читал бы ее там, расположившись под деревьями в тишине, нарушаемой только еле слышным гудением пылесоса да один раз странным звонком мадемуазель Розали, то не возникло бы и повода для того, чтобы после чтения (которое, как всегда, доставило ему много удовольствия) возвращать ее на место. А если бы место «Мыслей» Паскаля не находилось на самом верху под потолком, то Максу не пришлось бы залезать на библиотечную стремянку.
Это было надежное и прочное устройство, стоявшее рядом с высокими шкафами до потолка, которое удобно передвигалось на колесиках, так что с помощью этого приспособления можно было без труда достать нужную книгу с любой полки, как бы высоко она ни стояла.
На беду, книжка Блеза Паскаля стояла очень высоко. Точнее сказать, так было первоначально.
Когда Макс в субботу, мирно позавтракав на террасе, дочитал последние страницы и, по своей любви к порядку (мадам Бонье держалась на этот счет совершенно ошибочного мнения), полез в кожаных шлепанцах на самую верхотуру, остановившись на третьей сверху ступеньке, так что его седовласая голова почти что коснулась потолка, и уже потянулся вправо, чтобы поставить книжку на предназначенное ей место в философском разделе, — проклятый Блез Паскаль каким-то образом выскользнул у него из руки. В попытке предотвратить падение первоиздания (он терпеть не мог загнутых страниц, из-за чего очень редко кому разрешал выносить свои книги из дома) Макс взмахнул рукой в пустом пространстве, но книжку уже не поймал. Не поставленная на тормоз лестница от толчка откатилась в сторону, и рослый старик в синей вязаной фуфайке и парусиновых брюках потерял равновесие, левая нога выскользнула из шлепанца, он попытался ухватиться за боковину лестницы, но промахнулся, его рука, ищущая опоры, схватила пустоту, и через секунду он вслед за Блезом Паскалем приземлился на паркетном полу.
Он упал навзничь, и в следующий миг у него от удара перехватило дыхание. Если бы пол был каменным, то оно бы, скорее всего, уже не восстановилось. А так он полежал, устремив взгляд на ряды книг, попытался вдохнуть и запаниковал, почувствовав, что грудная клетка не желает расширяться, а в легкие не поступает кислород.
Страшная боль пронзила его от бедра до колена, в голове стоял такой звон, словно все колокола собора Парижской Богоматери разом зазвонили, призывая к последней молитве.