– Это заключительный этап твоей подготовки. Это самое трудное и самое главное.
– Зачем? – Яэль чувствовала себя измотанной, сломанной. Как будто каждый километр, который она пробежала, обрушился на все ее тело сразу. – Какой в этом толк?
Влад положил свою руку на стол. Повернул ее. Шрамом вверх. Он был светлым, продырявленным. Как будто гвоздь прогнали через центр ладони.
– Это я получил в тот же день, когда потерял глаз. Тот день, когда моя жена и дочь были убиты потому, что Гестапо обнаружило, что я их обманывал.
За проведенные на ферме три года Яэль никогда не спрашивала о шрамах Влада, а он никогда не предлагал рассказать. Но она знала, что они имели отношение к золотому кольцу, которое он держал перед полуночным очагом и печальной ядовитости водки в его дыхании. (Все это было, когда он думал, что она спит.)
– Я только что вернулся из поездки в Москву, – ладонь Влада сжалась в кулак – и обнаружил, что меня ждут эсэсовцы. Мои девочки были мертвы. Я тоже должен был умереть.
– Я потерял все в тот день. Свою семью. Свое имя. Свою жизнь. Я был наполовину слеп. У этого глаза кристально-чистое зрение, но я два года даже не мог посмотреть в зеркало. Каждый раз я видел свои шрамы. Я видел их лица: моей Терезы и моей маленькой Кати. Спрашивающих меня, почему я стою тут, а они нет. Почему я не смог их спасти. Я не мог ответить на их вопросы.
Он снова открыл свою ладонь. Дал показаться старой боли.
– Но чем дольше я отказывался смотреть, тем больше понимал, что мне придется смотреть им в лицо. Чем дольше я не слушал, тем больше знал, что мне придется услышать.
– Почему? – снова спросила Яэль.
– Потому что однажды утром я проснулся и понял, что превратился в человека, который не заходит в комнаты с зеркалами. Который не использует полированные ложки и не смотрит через окна в ночное время, когда мог увидеть свое отражение. Притворяясь, что боли не было, я позволил ей укорениться во мне. Я дал ей власть над собой.
– Я решил, что не могу боятся своей жизни. Собственного отражения. Поэтому каждое утро я заставляю себя смотреть в зеркало в течение пяти минут. Встречать лицом к лицу все это.
Яэль посмотрела на свои колени, дрожащую руку:
– Предполагается, что мне станет легче, если я буду просто смотреть?
– Легче? – Влад поперхнулся от этого слова. – Это никогда не станет легче. Боль просто будет меньше. Станет тем, с чем ты сможешь встречаться лицом к лицу. Даже если только на пять минут.
– Но как насчет отделения? – Райнигер часто использовал это слово. Слово, которым поклялся Аарон-Клаус. Слово, которое Влад сам сказал во время их первых учебных занятий. Слово, для которого Яэль пришлось писать собственное определение: