Все прояснилось само, хотя помещение продолжало делать резкие скачки, как будто не помещалось у меня в голове. Тяжелой походкой я вернулся в комнату, где вразброс лежали тела, пустые бутылки и остатки еды. Часть людей вышла во двор и что-то орала. Девушка куда-то пропала, но и желания после такой тошниловки уже не было.
Внезапно телефон завибрировал. Я открыл сообщение с незнакомого номера с иностранным кодом. Но я уже понял, кто это.
«Как ты?»
Это было первое сообщение после того, как она уехала.
«Не умеешь ты прощаться, хотя любишь это доказывать», — промелькнуло у меня в мыслях.
Снова, как волна, накатила тяжелая вязкость. Я проморгался и сфоткал алкогольное побоище. В кадр, как в дешевой комедии, даже попал чей-то голый зад.
«Все нормально», — написал я и выслал сообщение вместе с фото.
Приспичило пообщаться? Ну давай пообщаемся.
Но больше она мне не писала.
Затем я торчал на балконе, кутаясь в плед и глядя на розовые полосы рассвета.
Доброе утро.
Это была пятая или шестая встреча в пьяном июле. Закономерности уже вывелись сами. Сначала весело, а потом накатывают безумная тоска и пустота. Поутру все становится совсем другим — вернее, таким же, как обычно. А если ничто не меняется, в чем смысл таких пьянок?
Курить не хотелось, иначе бы меня опять стошнило. Пришло новое сообщение от мамы, которая истерично вопрошала, где я. Написал, что буду через час. Кажется, я даже не позвонил вчера.
На балкон медленно выполз знакомый. Сочувствующе кивнув мне, он сел рядом. Выглядел он опухшим, но уже протрезвел.
— Оттянулись хорошо…
— И не надоедает вам, ребята? — спросил я, таращась в небо.
— С чего бы вдруг?
Я промолчал, думая о чем-то другом. Знакомый укрылся чьей-то курткой и зевнул. Но его взгляд был таким же потухшим, как и у меня.
— Мы не алкоголики, — зачем-то обиженно сказал он.
— Ну да.
— Если такие редкие оттяги считать алкоголизмом, то тут всех лечить надо.
— Возможно.
Я встал и побрел к двери.
— Пока. Мне пора.
— В следующий раз едем в горы!
Я ничего не ответил. Больше я в эту компанию не возвращался. Она мне ничего не дала, но и не отняла. Мы просто… пересеклись и пошли дальше.
Спустя пару дней я впервые за долгое время наткнулся на свое отражение. В глаза опять бросился шрам над бровью, и я вспомнил ее невесомые прикосновения.
«Он делает тебя особенным. Ты особенный».
Рука непроизвольно сжалась в кулак. Мне хотелось врезать по зеркалу, чтобы собственное лицо треснуло.
Решение пришло спонтанно. Я выгреб все накопления и отправился в салон тату и пирсинга. Через полчаса у меня была проколота бровь, в которую я вставил серьгу-шип. Она почти полностью прикрывала шрам, и я его не видел.