Не взводя затвора, Андрей приложил к плечу карабин и прицелился в марала. Мушка автоматически врезалась в планку. Планка и мушка плавно всплыли из-под ноги, не колеблясь, застыли на холке марала. Оставалось только нажать на спусковой крючок... Но затвор не взведен, потому что есть закон тайги. Охотники и старатели Сибири говорят очень просто, понятно, доступно и одновременно страшно: «Тайга — закон! Медведь — хозяин!»
И в это мгновение откуда-то сбоку, из небольшой кочки полоснуло ярко-белое ослепительное пламя. Казалось, что своей ровной линией оно выверило точную прямую и указало на подставленный бок марала. Хотя от кочки до зверя было не менее десяти или пятнадцати метров, Андрею показалось, что пламя не только достало и опалило бок марала, но и пронзило зверя насквозь. Рогач подломил передние ноги и, дернувшись телом вперед, повалился на правый бок. Ноги судорожно забились — зверь пытался подняться. В следующее мгновение тишину чаши расколол выстрел. Андрей быстро взглянул на дядьку Ивана и прочитал в его глазах удивление. Они поняли, что стали случайными свидетелями отстрела марала на солонце.
Из-за бугра, откуда произошел выстрел, появились голова, туловище, и вот, наконец, человек уже стоял, выпрямившись во весь рост. Какие-то секунды он извивался всем телом, разминая затекшие от однообразного положения мышцы. Затем, как будто о чем-то вспомнив, коснулся рукой пояса, вытащил из ножен нож и неторопливо пошел к бившемуся в агонии маралу. Подойдя к зверю со спины, он сделал то, что делает каждый охотник после добычи трофея. Движения были степенны и спокойны.
Вот по этим движениям, по походке и по угловатой плечистой фигуре Андрей узнал человека.
— Хо! Да это же Семеныч! — радостно улыбнулся он и весело посмотрел на дядьку Ивана.
— Какой Семеныч? — переспросил старожил.
— Егор Семеныч! Старатель с Петропавловского прииска. Гляди-ка, а я и не знал, что он у мужиков кормилец. Хотя слава охотника за ним идет первая. Уж тайги-то он исходил — на сотню человек хватит. Позавчера видел его, за одним столом ели и пили. Вот Рось, везде успеет!
— А почему Рось? — невидимо вздрогнув лицом, спросил дядька Иван.
— Рось? А от слова росомаха. Мужики говорят, что прозвище к нему еще с юности присохло за силу, настойчивость и неутомимость в переходах. Сам не знаю, но говорят, что в былые годы Рось мог идти по тайге сутками без отдыха. Давай-ка, дядя Ваня, мы его потихонечку скрадем и напугаем. Вот смеху-то будет! — договорил Андрей и, осторожно ступая ногами по влажной траве, стал спускаться в чашу.