Здесь, в высокогорье, сравнительно с говорушинским ущельем, ещё было прохладно, а в понизовьях густилось марево. Оно местами широкими полотнищами лежало у подножий гор-«ладоней», и казалось, что озеро было приподнято, вознесено над землёй. Капитан Пономарёв смотрел жадно, и в дали, и на озеро. Ему почему-то подумалось, что и Озеро-сердце, и горы, и небо да и вся округа такие зыбкие, летучие, что, закрой глаза, потом открой, – и нет озера, нет гор, всё поднялось зачем-то к небесам, скрылось в неведомых высях, словно бы сказав: зачем земле и человеку столько красоты?
Караван стал спускаться в долину, а капитану Пономарёву не хотелось сдвигаться с места: ещё бы немножко посмотреть в эти грандиозные дали! Ещё немножко, ещё чуть-чуть: а вдруг откроется ещё что-нибудь! И неожиданно ему показалось, что Озеро-сердце бьётся, – как настоящее сердце. Капитан Пономарёв крякнул в кулак, нарочито нахмурился, возможно, порицая себя, и понукнул оленя.
Олени со своими наездниками и баулами неторопливо и сторожко спускались по обрывистому склону; управлять ими почти что не надо было: каждый шаг, вновь и вновь дивился капитан Пономарёв, «будто бы рассчитан до миллиметра».
Всюду ягодные поляны; веточки рясные и гнулись под тяжестью плодов.
– У-у-у, какая тут у вас голубичная тьма, – на ходу по откосам и всхолмиям срывал ягоды капитан Пономарёв.
– Господь и в нонешном году не обидел, – отозвалась Людмила.
Следом – жимолости реки. Ягоды походили на виноградины и были очень вкусны и сочны. И капитан Пономарёв, и маленький Глебка, оба явно не в силах сдерживаться, загребали жимолостные гроздья и уписывали их с усладой, порой утыкаясь носом в ладонь. Их губы и руки посливели, с подбородка тянулись капельки сока.
– Какое же блаженство есть горстями, – простодушно сказал капитан Пономарёв Людмиле и не подумал, что может выглядеть легкомысленным, ребячливым.
– И жимолостью Бог не обошёл, – сверкнула в азиатской ужине её глаз смешинка. Платком утёрла Глебку, насилу оторвав его от куста.
Мальчишки остались на взгорке; нужно, по заданию матери, насобирать пару вёдер жимолости и голубики. А взрослые спустились к самой воде. Возле берега у навеса из веток расположились на привал. Здесь покос Виктора и Людмилы. До Говоруши отсюда недалече; заготовленное сено зимой руслом речушки и по болотине вытянут на волокушах в посёлок.
Распрягли оленей. Виктор в стремительной, но не суматошливой проворности скрутил им ноги, – заднюю с передней так, чтобы олень не мог далеко убрести, и они паслись семейственной кучкой, самозабвенно поедая грибы и мхи.