– Не бойтесь: гроза промчится в полчаса, а потом снова вынырнет солнце, – промелькнула подзадаривающая лукавинка в азиатской ужинке её глаз, когда пристально, но, кажется, тайком взглянула на капитана Пономарёва. – Внезапный дождь не бывает долгим… Ничего, погреемся ещё под солнышком! У нас сентябри – сплошь бабье лето.
– Да я не боюсь, с чего вы взяли? – смутился, но и нахмурился поспешно капитан Пономарёв. «Смотрите-ка, подковырнула: мол, не дрейфь, офицерик, бывают в жизни и похлеще обстоятельства». – Нам что: мы ко всяким погодам привычные, – пробурчал он. «Ну, ещё и хвастаться начал, как пацан!.. А солнышка я в самом деле хочу: сердце просит. Просит оно света и тепла. Надо же, каким чувствительным стал!»
– Пойду-кась покличу мальчишек, а то вымокнут, как суслики, – по-особенному, вроде бы строго, но вместе с тем и смешливо, взглянула на капитана Пономарёва Людмила. Уже издали крикнула: – А вы, мужики, под навес ступайте: пообедаем, переждём непогодь.
«И меня в мужики записала», – утешило и развеселило капитана Пономарёва.
Виктор, почему-то помрачневший, сгорбленно сидел на кочке с упёртым в землю взглядом, под его щёками перебивчато пошевеливались косточки скул.
– Что пригорюнился, мужичок? – спросил капитан Пономарёв, зорко, однако, наблюдая за удалявшейся по елани Людмилой.
Её фигура подрагивала в зыбях жаркого марева и казалась капитану Пономарёву плывущей, тающей. Вот-вот исчезнет, растворится, слившись, быть может, с небом, с просторами. У капитана Пономарёва в сердце и беспокойство с радостью, и тоска с какой-то уж совсем не свойственной ему игривостью чувств.
– Чего нам ещё надо, думкаю, – вздохнул с хрипинкой в груди Виктор и снова почему-то замолчал.
Затишье округ глубокое, слышны только всхрапы оленей. Ни веточка, ни былинка не шелохнутся. Понятно – что-то будет, природа просто так не затихает. Капитан Пономарёв вглядывался в Людмилу. Ему не хотелось, чтобы она скрылась за пригорком. Но секунда-другая, – и эта женщина, плывущая и тающая, исчезла.
– Так чего вам ещё надо? – спросил капитан Пономарёв, хотя хотелось помолчать, поразмыслить о чём-то, всматриваясь в дали гор и неба и – ожидая появления Людмилы.
– Чего? Да ничего такого особого, кажись, и не надо нам, товарищ капитан. Чего же пока что нету – трудами помаленьку подскребём, наработа́ем помалу. Руки-ноги (зачем-то похлопал он себя по коленям) в целости, голова (покрутил он головой) на месте. А где, глядишь, и Бог пошлёт нам за так, по милости. – Помолчал, пожёвывая мундштук погасшей папироски. – Только с Мишкой теперь худо, э-хе-хе-е-е-е. Вот чего, если честно, я думкаю-то, вот чего грызёт меня, как червь самый вредоносный! – И теперь уже надолго замолчал, сжимая и разжимая зубы, забыв о папироске, которая прилипла к губе и тряпицей повисла на ней.