Завгар снова сказал за всех:
– Коню понятно, Ильич, что прав ты. Но и в наше положение войди: новый хозяин припёр нас. Мудохались тут всю ночь. Глянь – сияние какое! Даже при Сталине такого порядка не было бы.
– На запруду, гадьё, зачем сгрузили? Не могли до свалки доехать? Пять-шесть километров до неё… Да отпустите вы меня!
Отпустили.
– Славка, ты зачем сгрузил на лёд? – с напускной строгостью спросил завгар у тракториста, молоденького парня с замороженно неподвижными глазами.
– По привычке, – сморщился в никчемной улыбке тракторист.
Небораков плюнул под ноги, со стиснутыми губами посмотрел на парня. Сдавленно и тихо произнёс:
– Когда же мы станем людьми?
Хлопнул за собой дверью так, что посыпалась с потолка и стены штукатурка.
– Эй-эй, полегче: это теперь не государственные двери, а частные! – с насмешливой угрозой гаркнул вдогонку завгар и азартно потёр ладони: – Давайте-ка, парни, ещё разок сразимся. – И усмехнулся: – Пока не заявился ещё какой-нибудь хозяин.
Небораков шёл домой, резко отмахивая правой рукой со сжатым кулаком:
– По привычке, по привычке, гадьё!..
Лариса Фёдоровна ещё не вернулась из школы, а Михаилу Ильичу так сейчас нужен был собеседник. Бесцельно бродил по двору. С грохотанием отбросил ногой пустое ведро, зачем-то припугнул собаку на цепи, курил лихорадочными короткими затяжками. Не докурив одну, прикуривал другую папиросу. Был похож на большого взбешённого зверя в клетке.
– Да как же дальше жить, люди добрые?
Остановился перед рулонами рабицы:
– Лежите, голубчики? Хватит бока отлёживать, пора людям послужить!
Взвалил на плечо рулон, отнёс его к запруде. Следом второй, третий, чётвёртый, – за час-пролтора всё перетащил на опушку сосновой рощи. Снег был глубокий, но уже поеденный солнцем, обледенело-ноздреватый. Небораков проваливался с хрустом, иногда по колено. Тяжко было одному. «Эх, зря летом не послушал старшого». Взял в сарае корзину с гвоздями соткой. Были и мельче, но решил, что прибивать надо намертво; а по теплу ещё продольными брусками надо будет скрепить изгородь. Засунул за голенище валенка молоток, прихватил совковую лопату.
– Готов к труду и обороне!
Остановился перед первым столбом, а было их пять-шесть десятков до самой дамбы. Столбы остались от того времени, когда птичник благоденствовал, – кишел птицей, гуси и утки словно бы облаком покрывали водоём. Попробовал раскачать один столб, другой, обстукал молотком – пытал на крепость, на устойчивость. Ещё простоят не один год, хотя покосились и подгнили. Но по-настоящему в марте, конечно, не проверить – земля мёрзлая. Выбора нет, надо браться за дело.