– Видать, от бесплодия приехала полечиться, – шепнул Ивану юркий Конопаткин, выныривая у него возле левого плеча. – Эх, будь я таким же молодым, как вы, Иван Данилыч, я б её полечил, голубоньку! – по-жеребячьи загигикал он, потирая свои маленькие, как у ребёнка, но шершавые от застарелых мозолей ладошки.
Иван сверху вниз взглянул на Конопаткина, приметил торчащие волоски на кончике его остренького, «крысиного» носа. Промолчал, отвернулся. Все трое поклонились этим женщинам. Завязался скучный разговор – о погоде, о процедурах, о железной дороге, о пьяном дворнике, который блаженно почивал на куче сгребённой им листвы. Познакомились; молодую женщину звали Марией. Процедуры начнутся лишь завтра и до обеда ещё далековато. – «Не прогуляться ли на берег Белой?» – предложил кто-то. Что ж, можно и прогуляться.
«Надо бы за одно поискать тётю Шуру, – подумал Иван. Но тут же, словно бы спохватившись: – А, собственно, зачем? И к реке зачем мне переться? Да, да, ответ конечно же есть: надо убивать время своей дурацкой жизни. А зачем я сюда ещё-то мог приехать! Какой замечательный всечеловеческий штамп: убивать время! Кто первый произнёс его – был несомненным гением! Убил-де и – нет проблемы. А если и сам сдохнешь, так лучшего развития событий и придумать невозможно».
Дорогой как-то незаметно поделились на пары; Иван оказался рядом с Марией. Ему хотелось побольше узнать о ней, и она, не скрытничая и не лукавя, отвечала на его осторожные, обходительные вопросы. Жила, поведала, с мужем в Иркутске, работала продавцом парфюмерии. Не утаила, что приехала лечиться от бесплодия, хочет «ребёночка», и чтобы семья была большой и дружной. Иван невольно любовался Марией, слушая её надтреснутый слабый говорок, присматриваясь к её строго очерченному профилю, к завиточкам над её по-детски маленьким, «аккуратным» ухом. «Наверное, она правильный человек, а как женщина добра и нежна. Может, мне такая нужна?»
«А ты сам-то нужен ли хотя бы кому-нибудь?»
За посёлком, сонноватым и малолюдным, прошли возле вытянутой огурцом запруды, запущенной, диковато поросшей камышом и осокой, перебежками пересекли оживлённое шоссе и вскоре вышли на высокий, травянистый берег Белой невдалеке от длинного железобетонного моста. По нему, подчиняясь предупреждающему знаку, нудно-тихо катились в обоих направлениях автомобили. А река под ним – широка, натужена, кипуча. Замутнённые воды поднялись высоко, скоблили обширно подтопленные берега, скрыли островки, оставив над стремниной дрожащие, всё ещё густо-зелёные ветви берёз и тополей. «От одной скуки пришёл к другой скуке, – нудилось в Иване. – Ну-с, что дальше? Может быть, нырнуть с моста, чтобы удивить и потрясти себя и этих скушных людишек, которые рядом со мной и в своих автомобилях?»