Мне жарко в кровати, простыни и подушки слишком мягкие. Я начинаю тереться о них, это сильнее меня, я пытаюсь окунуться в сон, который никак не приходит. Недавно я видела Ауэда, выходящего из своего дома с повязанным вокруг бедер полотенцем. Чуть раньше я слышала, как они с женой смеются за дверью. Он шел к бассейну, так как наступил час, когда открывались затворы; полотенце на нем торчало вперед так, как будто под ним был кол для тента. Я поняла, что это был его «кран», который увеличивался и вставал. Возвратясь, он закрыл дверь на ключ, и больше я ничего не слышала. Когда я стану взрослой, то выйду замуж и буду развлекаться голой со своим мужем.
Боже, прости меня, мне не удается приблизиться к Тебе, моя голова переполнена грехами. Мне не нравится надевать перчатки – в них я потею. Мне не нравится надевать трусы – они впиваются мне в ягодицы. Мне не нравится обувь – мне в ней тесно (как только я скрываюсь за погребами, я снимаю сандалии, прячу их в винограднике и босиком убегаю с друзьями в лес). Я скучаю во время мессы. Это самое постыдное – да, Боже, я виню себя за то, что мне скучно во время мессы, за то, что, уединившись для причастия, часто поглядываю на белокурого мальчика из школы Сен-Шарль. Я виню себя за то, что теряю пуговицы, ломаю застежки-молнии, не помню, куда положила ленты и заколки, что у меня немытые руки. Боже, я виню себя за то, что не могу читать книги графини де Сегюр о владельцах замков, образцовых девочках и о бедном Блезе, что меня не интересуют сказки Андерсена – эти истории про фей, уличные фонари и детей, потерявшихся в снегах. Я предпочитаю пойти в дом Юсефа, где можно нахвататься блох, но где старая Дайба печет пирожные и бездрожжевой хлеб из арнаутки и рассказывает нам сказки. Сюда приходят все дети с фермы. Мы садимся у огня и слушаем ее…
Старая Дайба (не перестающая следить за тем, что кипит на медленном огне) немного жалобным и монотонным голосом, таким, каким произносят молитву, рассказывала нам о скачках на крылатых конях, которые гарцевали прямо в рай Аллаха. Она отодвигала крышку с глиняного горшка, который распространял чудесный запах мяты и приправ, и продолжала рассказывать о карах, которым подвергла одного несчастного злая змея, приползшая к нему с соседнего кладбища. Дайба раздувала огонь круглым веером из плетеной рафии и продолжала свой рассказ о приключениях каких-то черных гигантов, сворачивающих горы, о каких-то источниках, извергающих воду в разгар засухи, и о каких-то джиннах, запертых в бутылках. Затем неспешными движениями она раздавала нам покрытые медом хрустящие колечки из теста, доставая их из эмалированной миски, украшенной желтыми полумесяцами и большими красно-черными цветами. Даже перспектива разногласий с Мари-Роз и подробной инспекции моих кудрявых волос – а это было сущим мучением – не могли помешать мне пойти туда.