Нани пытается оторвать меня от ног отца, которого я царапаю, которого я кусаю, которого я бью и который продолжает издеваться надо мной своим длинным круглым глазом. Тук-тук-тук-тук-тук… Я ненавижу этот глаз, эту трубу. Меня одолевает необычайное раздражение, невероятный гнев.
Наконец, отец и Нани заговаривают со мной. Они говорят мне какие-то слова, которых я не понимаю, и какие-то другие, которые я понимаю. «Сумасшедшая, дерзкая, злая, помешанная, невоспитанная! Это плохо, это стыдно! Ты не должна бить маму, ты не должна бить папу! Это очень плохо, это так стыдно! Ущербная, сумасшедшая! Некрасивая, нахальная, сумасшедшая. Стыдно, стыдно, стыдно. Плохо, плохо, плохо. Сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая». В конце концов я понимаю: то, что я сделала, скверно, ужасно, и вдруг мне стало стыдно самой себя.
Шум прекратился.
Тишина. Спокойствие. Глубокое спокойствие.
Я разоблачила галлюцинацию, я ее экзорцировала. Я была абсолютно, целиком и полностью уверена, что галлюцинация никогда больше не вернется.
Все вокруг плыло. И возвращалось очень издалека.
– Доктор, я нашла, все закончилось. Это была галлюцинация.
– Конечно, теперь сеанс окончен.
Когда я встала, то первый раз ощутила совершенство своего тела. Мышцы поддерживали мои движения исключительно легко. Кожа свободно скользила над ними. Я стояла на ногах, я была высокой, выше доктора. Я тихо и равномерно дышала, вдыхая ровно то количество воздуха, которого требовали мои легкие. Кости защищали сердце, беспрерывно качающее мою кровь. Таз был белой декоративной чашей, в которой внутренности занимали точно то пространство, которое им было нужно. Какая гармония! Ничего не болело, все было просто. Мои крепкие ноги вели меня к двери. Моя рука тянулась к руке доктора. Все это принадлежало мне, все прекрасно функционировало. Не пугало меня!
– До свидания, доктор.
– До свидания, мадам.
Мои глаза встретились с его глазами, и я уверена, что он увидел в них радость. Какое хорошее дело мы сделали вместе! Не так ли?
Он помог мне, помог родить саму себя. Я только что родилась. Я была новой!
Я вышла в глухой переулок. Все было как всегда, и все было по-другому. Мелкий дождь приятно, как пудра, падал на мои свежие розовые щеки. Затоптанные мостовые ласкали пятки ног под туфлями. Рыжее ночное парижское небо высилось надо мной, подобно шатру цыганского цирка. Я направлялась к шумной улице, к празднику.
Вдруг, когда я уже приближалась к концу глухого переулка, все стало еще легче, еще проще. Я была гибкой, подвижной. Мои плечи вдруг расслабились, освобождая шею и затылок, которые много лет были втиснуты в них так, что я уже забыла, каким приятным было мягкое веяние ветра по моим волосам на затылке. То, что находилось за моей спиной, так же мало пугало меня, как и то, что находилось впереди!