*
Снова песенка, еще один цветок…
Сатми опять увидел в окне руку, а с нею и лицо Нефрет, которая уже не скрывалась. Она махала ему рукой и манила улыбкой, после исчезла за светлой занавеской.
Перед Сатми вдруг вынырнул карлик и с гримасой подал ему цветок. Сатми хотелось одним ударом проломить голову уродца, но он лишь вырвал цветок из руки карлика. Тот запищал и исчез.
*
Инени велел Сатми поехать на время в Фивы, однако в тот же вечер заболел и едва смог добраться до постели. Вследствие этого старец изменил свое распоряжение: Сатми не уедет, а останется при нем.
Семь дней не отходил Сатми от ложа больного учителя. Инени не прекращал речений. Было понятно, что он торопился открыть последние, еще неизвестные ученику тайны. Сатми выслушивал предостережения, погружался в изучение тайной мудрости и, мнилось, и думать забыл о царевне. Он сочувствовал ослабевшему, изможденному старцу. Болезнь смягчила жесткий нрав старого провидца и Сатми не раз замечал в его черных уставших глазах странно-нежное выражение.
Однажды Сатми читал вслух учителю изречения из книг мудрости:
— Если ты мудр — воспитай сына, угодного Богу. Делай ему всякое добро, какое сможешь, ибо это твой сын, кровь от крови своей. Не отворачивай от него своего сердца.
Инени схватил ученика за руку. Сатми взглянул на него. Ему показалось, что глаза старика повлажнели, а на сухих губах заиграла ласковая, чужая этому лицу улыбка. Инени разжал слабые пальцы, выпустил руку Сатми. Прижал худые руки к тяжело дышащей груди и тихо прошептал, опустив глаза:
— Читай дальше.
Сатми продолжал читать слова мудрости — медленно и выразительно.
В боковом проходе святилища Сатми остановил Тутмос. Писарь на кого-то кивнул. Из-за колонны, почтительно согнувшись, выступил мужчина среднего возраста с вытянутым лицом. Его губы были приоткрыты, виднелись большие лошадиные зубы, точно он все время улыбался.
— Доверенный писец царевны, — прошептал Тутмос. — У него к тебе поручение.
— Царевна справляется о твоем здоровье и интересуется, почему тебя позавчера не было в святилище. Она также спрашивает, не сможешь ли ты после захода солнца прийти к садовой калитке у северной стены.
Сатми ответил, что придет. Он даже не заметил, как отошел писарь, как приблизился Тутмос. Не услышал, что шептали толстые губы Тутмоса, склонившего голову набок.
— Величайший дар божества — талант сочинять стихи. Царевна — избранница божья, да живет вечно Его имя. Она прекрасна: волосы ее чернее мрака ночи, уста ее слаще винограда и фиников…
Сатми, глубоко задумавшись, отвернулся от Тутмоса. Писарь закатил глаза, прижал руки к своему согбенному туловищу и прошептал: