Райт, как и вчера, стоит перед столом директора. Стакен уселся в кресло. На сей раз он не кажется страшным. Опустил руки со сцепленными пальцами на манускрипты:
— Кажется, я оторвал вас от работы, дорогой Райт.
(«Дорогой? Теперь я не поддамся», — подумал Райт, будто проснувшись и ощутив волю к сопротивлению).
— Этот отрывок вас заинтересовал. Не пришло ли вам в голову, что я хотел вас испытать?
Райт как раз подумал, что Стакен мог намеренно подсунуть ему папирус со стихами.
— Пикок вас хвалит. Вы должны радоваться, что обзавелись таким защитником.
Райт почувствовал, что краснеет от радости. Он словно ощутил, как раньше, свежий порыв ветра. Может быть, Стакен уже прочитал отчет о заседании общества…
— Пикок мне написал, — с этими словами Стакен достал из нагрудного кармана письмо. — Он передает мне свои поздравления… — в его голосе прозвучала явная ирония, — и называет ваши представления о египетском мировоззрении смелыми. Но он определенно ими захвачен. Тем не менее, вы переходите в область опасных фантазий, вы предаетесь мечтаниям, вы впадаете в соблазн и пытаетесь воскресить людей древности, пренебрегая при этом единственно достоверным путем строго научных исследований…
Райт не сдержал нетерпеливого движения.
— Вы слишком смелы, дорогой Райт. Я не могу не сказать вам этого. Вчера я критиковал вас, а сегодня решительно предостерегаю: вы чересчур легкомысленны.
Пальцы Стакена шевельнулись, губы сжались.
— Вы упорядочили все документы, господин доктор? Будьте любезны вас заняться ими сегодня, так как завтра я попрошу вас просмотреть папирусы в моем кабинете.
У Стакена довольное лицо, глаза прикрыты ресницами.
— Надеюсь, что различия во взглядах не скажутся на наших искренних и дружеских отношениях.
И подает через стол руку Райту, который мечтает только об одном — как можно скорее разорвать новые путы.
*
Райт возвращается к своей работе в чрезвычайном волнении. Волевым усилием заставляет себя думать о другом.
«Не переутомился ли я за эти месяцы непомерного труда в музее и дома?» — спрашивает себя Райт. Свидания с Мэри были для него лишь кратким отдыхом и не прерывали умственной работы. Он механически улыбался, произносил вежливые слова, сопровождал Мэри на концерты и в театр, но всюду видел одни образы прошлого, что становились все более отчетливыми.
Близящаяся свадьба виделась ему обязанностью, от которой нужно побыстрее избавиться. «Я уеду и проведу несколько месяцев вдали от Стакена. Он мне только мешает… Тогда и отдохну».
*
Вечером Мэри была нежна. Ландсберг, ее отец, заглянул ненадолго: