Мы провели здесь пять ночей. Днем она работала, а вечерами мы слушали джазистов с Берега Слоновой Кости в маленьком баре напротив, жутко напивались домашним вином, которое подавали в заляпанном жирными пальцами хрустальном графине, а потом катались на арендованных велосипедах или просто бродили, не зная, куда ведут нас ноги, пока не трезвели и не упирались в пахнущий тиной берег реки. На следующий день, в Экспоцентре, от Иды Линн все еще пахло выпитым, но это не смущало тех, кто раздевался перед ней и давал ей водить жужжащей электрической иглой по своей коже, навеки вживляя в нее видения из ее беспокойных снов.
Я захожу в ванную и окатываю лицо холодной водой. На белой поверхности раковины я замечаю крошечный треугольный скол и провожу по нему пальцем — края затупились от времени. Она уронила туда стакан с зубными щетками, кругом было битое стекло, и она страшно боялась, что отель спишет с моей кредитки деньги за ущерб. Но они так ничего и не списали.
Циферблат электронных часов на телевизоре напротив кровати показывает десять вечера. Сквозь открытое окно в комнату врывается запах гари, наверное, где-то под окнами подожгли мусорку. Я закрываю ставни и навзничь падаю на жесткую полутороспальную кровать, не снимая обуви.
Кто бы знал, что я вернусь сюда?
Здесь не случилось ничего особенного, ни плохого, ни хорошего, просто мы спали здесь когда-то. Я вспоминаю, как она лежала на боку, ладони зажаты между бедер, глаза полузакрыты, такая тихая, почти спящая. Я моргаю, отгоняя видение, и перещелкиваю каналы в поисках чего-нибудь не на французском. Наконец, перед глазами мелькает знакомая картинка.
Темный дом, широкая уходящая вверх лестница. Парень останавливается в дверях, у его ног мелькает черная кошка, потом еще одна.
— О, дежавю.
— Что ты сказал?
— Черная кошка, а за ней другая такая же.
Кроме дежавю, есть еще одна штука, гораздо более странная, это стало случаться со мной после Иды Линн. Жаме векю, или как-то так. Ты делаешь что-то, что делал уже миллион раз, но тебе вдруг кажется, что это с тобой впервые, и ты болезненно концентрируешься на каждой мелочи, будто боишься упасть. Так бывает, когда я подношу к губам чашку с кофе или захожу в лифт. В Интернете написано, это последствие сильного потрясения. Оно и понятно.
После смерти Иды Линн я не всегда узнаю себя в зеркале, думаю я, глядя на отражение чужого лица в оконном стекле.
Я перевожу глаза на экран.
— Дежавю означает сбой в матрице, когда кто-то меняет код, — говорит Морфеус, и тут до меня, наконец, доходит.
Телевизор. Это я выключил его. Вот что смутило меня в рассказе копа. Грабители не могли не заметить его звука, раз я услышал его с нижнего этажа. Значит, они знали, что в доме кто-то есть, когда зашли внутрь, значит, они пришли с намерением убить Илая.