****
Банкир Александр Саввинлоу страшно гордился собой, гордился своей предприимчивостью и своим состоянием.
Почему-то о состоянии принято говорить «сколотил». Нет, он точно знает, что своё состояние он «слепил», причём слепил сам, как жук-навозник, который по крупиночке, по малой долечке, лепит из навоза шарик и катит его потом, сияя иссиня-чёрной своей спинкой, в известном только ему одному направлении.
Навозный шарик банкира Саввинлоу рос быстро, рос к его радости, как на дрожжах, и банкир был определённо счастлив своим родом деятельности. Он считал, что только так и надо жить, и как глупы те, кто этого не понимает. Как ничтожны остальные людишки – все эти учителя, врачи, мастеровые, портные, которые за жалкие монетки кого-то учат, кого-то лечат, не спят ночами… Да он от одного проданного черномазого имеет денег столько, сколько им и во сне не приснится… А всё потому, что он – банкир и умеет жить.
Женился Александр Саввинлоу, как и планировал, поздно, в тридцать пять лет, на девушке с хорошим приданым, моложе себя лет на пятнадцать и притом красавице. Он уже тогда начинал приобретать видное положение в финансовом мире, был вхож в лучшие дома, и мог выбирать себе спутницу жизни по вкусу. С выбором своим банкир не прогадал: жена родила ему сначала сына, потом дочь и была безропотно во всём послушна. Прожили они уже десять лет, и дочери сейчас было – девять, а сыну – восемь лет.
Но по мере того, как лепилось из разных дел, щекотливых и не очень, состояние банкира, так же быстро подрастали дети, его наследники, преемники этого состояния. И если в жене своей банкир Саввинлоу не сомневался, хотя иногда и видел, как встречаясь с ним взглядом, она невольно отводила глаза, то почему-то с каждым годом всё больше он начинал бояться за детей – а поймут ли они его, когда вырастут? Будут ли любить?.. Эта мысль не давала ему покоя. От этого он баловал детей, стараясь задобрить и расположить к себе, баловал, сам понимая, что любви у них он этим не купит, но ничего поделать с собой не мог.
И сейчас, возвращаясь в кабинет, банкир Александр Саввинлоу думал о своих детях, мысленно прокручивая встречу с миссис Трелони и перебирая все детали этого дела, которое он считал весьма успешным… Постепенно он опять пришёл в отличное расположение духа.
А надо сказать, что банкир Саввинлоу по своей натуре был весьма трусоват, или, как он любил о себе говорить, был крайне консервативен и гордился этим. Предлагая кредит миссис Трелони, он совершал величайший, в своих глазах, человеческий подвиг… «Маловероятно, – думал он, – что ему этот кредит отдадут, тогда придётся довольствоваться малым: взять за долги дом или шхуну, которая ещё неизвестно в каком будет состоянии, может, как плавучее корыто». И ещё он думал, что на лице миссис Трелони не было и следа благодарности… Хм! Ну, да ладно, она потом, безусловно, оценит его поступок по достоинству.