»[204].
На страницах «Свободной России» Бурцев развивал идеи о том, что «все пункты программы, кроме политического террора, имеют теперь для организации второстепенное значение... Мы будем иметь громадное значение, если наша организация вся, как один человек, посвятит все свои силы, средства и связи для террористических нападений на правительство». Отказываясь на время от социализма, Бурцев, по его же словам, сводил политическую борьбу к простому бомбизму [205].
Любопытно, как Бурцев представлял механизм воздействия террора на власть. В ответ на ироничный вопрос одного из «драгомановцев»: «Так цареубийство для вас является, очевидно, только средством всеподданнейшего увещания?» — он воскликнул: «Да! Да! да! — это для меня именно прежде всего только средство увещания, в том смысле, как в свое время народовольцы увещали Александра II — и он внял их увещаниям и призвал Лорис-Меликова. Очень жаль, что ни революционеры, ни общество не поняли тогда своей победы и истинного значения политического террора и не сумели посмотреть на него, как на средство увещания и не отказались от его продолжения тогда, когда для увещания прошло время. Я буду рад, если в России не совершится ни одного факта политического террора. Он нам не нужен! Если русское правительство сделает его невозможным, то я более других буду бороться и с политическим террором, и с революционными потрясениями в стране»[206].
Конечно, к этим словам Бурцева надо относиться осторожно, ведь он воспроизвел их более тридцати лет спустя и, что может быть более существенно, в эмиграции, где он оказался после Октябрьской революции. Однако фактом является то, что в начале 1906 года Бурцев писал первому «конституционному» премьеру С.Ю.Витте, предлагая выступить против терроризма и «защищать честный легализм», если правительство откажется от белого террора и вступит на путь реформ[207]. Ответа он, разумеется, не получил. Так что В.М.Чернов был недалек от истины, когда назвал Бурцева теоретиком «челобитной царю, подкрепленной бомбою и подсунутой через какого-нибудь умного временщика»[208]. Столь же недалек от истины был видный деятель эсеровской партии и один из ее первых историков С.Н.Слетов, охарактеризовавший сотрудников «Свободной России» как террористов-конституционалистов[209].
Однако среди сотрудников «Свободной России» единства взглядов на террор не наблюдалось. Если Бурцев был его фанатичным сторонником, то Драгоманов — принципиальным противником. Очень скоро идейные разногласия и недостаток средств привели к «кончине» издания.