Терроризм в российском освободительном движении (Будницкий) - страница 79

. Бурцев считал, что «условия русской жизни с 1881 года не изменились коренным образом, а поскольку они изменились, то эти изменения делают в данное время более плодотворной и насущной именно народовольческую программу». Отсюда вытекал категорический, как всегда у Бурцева, вывод: «Вне "Народной воли" нет спасения России»![304]

Кредо издателя «Народовольца» осталось неизменным: «Политический террор имеет такое решающее значение в жизни нашей родины, его влияние так глубоко, всеобъемлюще, что перед ним в с е другие разногласия террористов должны исчезнуть . Политический террор — главным образом он — должен быть доминирующим фактором в установлении отношений между группами, признающими одинаково его огромное значение. Все защитники политического террора, несмотря ни на какие разногласия по всем другим вопросам, должны чувствовать себя членами одной семьи — так или иначе слиться в одну л и г у п о л и т и ч е с к о г о террора»[305].

Кого только не пытался обратить неутомимый Владимир Львович в свою веру! Даже Г.Е.Зиновьева, который познакомился с ним заграницей в 1901 или 1902 г. Будущий большевик тогда еще, разумеется, твердо не определился в своих политических пристрастиях. Зиновьев вспоминал: «Бурцев считал себя тогда старым народовольцем, был энтузиастом террора, личное впечатление — неподкупного фанатика. "Вцепился" в меня. Помню, в Париже повел меня в Национальную библиотеку, помог устроиться читателем. И первое, что он достал мне там для чтения, — материалы о суде над террористами-цареубийцами 1881 г... После приезда моего в Берн (1902 г.), Бурцев бывал у меня много раз, ночевал у меня (спали вдвоем на одной кровати или большом диване), все время грезил террором. Потом, когда я стал определенным большевиком, разошлись...»[306] Кто мог тогда представить, что пятнадцать лет спустя, в 1917 году, Бурцев, в нашумевшей статье «Или мы, или немцы и те кто с ними», написанной им после июльского выступления большевиков, отведет своему эмигрантскому собеседнику четвертое место в списке самых вредных людей России, вслед за Лениным, Троцким и Каменевым[307].

Бурцеву не удалось сплотить русских революционеров на платформе чистого терроризма. Уж очень схематичной и прямолинейной выглядела его программа[308]. Больше преуспели деятели, открыто принимавшиє народовольческое «наследство», но стремившиеся «модернизировать» его в духе веяний времени.

В 1901 году парижской «Группой старых народовольцев» был издан первый номер журнала «Вестник русской революции», под редакцией Н.С.Русанова. В программной статье сразу заявлялось, что «мы считаем себя идейными продолжателями «Народной воли». Правда, свою программу продолжатели народовольцев собирались выводить из окружающих условий, прежде всего из развития капитализма «в его разрушающих и созидающих формах». Отношение к террору формулировалось следующим образом: «Верные традициям Исполнительного комитета, мы смотрим на террор как на необходимое, хотя и печальное, орудие борьбы с правительством, которое само отказывается от человеческих форм самозащиты. И, как Исполнительный же комитет, мы полагаем, что систематический террор может оказаться целесообразным лишь в руках организованной партии. Не забудем, что террористическая деятельность "Народной воли" отвечала насущной необходимости революционной борьбы, отвечала исторической, до сих пор еще не решенной задаче низвержения самодержавия, отвечала, наконец, настроению всех живых сил общества. Но уж, конечно, не из заграницы мы будем призывать людей к террору (явный намек на бурцевские издания. — О.Б.) и ограничиваемся простым напоминанием о той точке зрения, на которой стояли двадцать лет назад наши товарищи...»