Четвертое. Если мы попадем в шторм, следите за своими ближайшими товарищами, чтобы никто не упал за борт. Если кто-то из вас свалится в море, пока мы будем в пути, считайте, что вы уже мертвы.
Пятое. При малейших изменениях воздуха, непонятных звуках или миражах незамедлительно сообщите дадзуну, храмовнику или мне. Также это касается странного поведения ваших товарищей.
Напоминаю! Мы идем через проклятые воды, будьте бдительны и осторожны!
На этом у нас все. Команда, мы отплываем!
Отдаляясь от берега, «Неназванный», покачиваясь на волнах, оставлял за собой материк Карпея. Порт и город становились все меньше и меньше, пока наконец не исчезли за горизонтом морской глади.
— Новичок, нужно наполнить бочки, — рука Лорка коснулась плеча Грэя, отвлекая его от мыслей о прошлом.
На палубу в огромную, неизвестно откуда взявшуюся загородку закатывали деревянные емкости, закрепляя их сетками и канатами.
Артур открыл рот, насчитав не меньше десятка сосудов объемом не менее двухсот литров каждый.
— Ну что встал то? Иди работай, — дадзун подтолкнул парня вперед.
— А зачем так много?
— Скоро узнаешь.
Лорк взял второе ведро и, позвав еще нескольких моряков, принялся за работу. Одно ведро, второе, третье — и так до бесконечности, пока каждая бочка не наполнилась доверху. Закупорив каждую, дадзун отставил ведро, наблюдая, как новенький еле стоит на ногах.
— Устал? — бородач улыбался, разминая кисти рук.
Артур только закатил глаза. Каждую мышцу тела свело. Спина выла и стонала, плечи и шея онемели, а в голове стучали молотки.
— Ничего, поначалу так у всех. Десять минут на отдых — и тебя ждут на камбузе. Пора готовить обед.
— Кошмар… — жалобно простонал Артур, распластавшись на норовящей убежать из-под ног палубе. — И это только первые пару часов в море… — он с трудом поднял руку, чтобы размять ноющие мышцы.
Вздохнув поглубже и сделав усилие над собой, он встал на ноги и пошел на корабельную кухню.
* * *
— Дядька Фарей, ну, может, хватит?
— Не ной, а чисти.
— Ну дядька Фарей…
Артур, спустившись на камбуз, наблюдал картину, как совсем еще ребенок лет семи чистит лук, усердно, но неумело орудуя неудобно большим ножом.
— Кто не работает, тот не ест. А если будешь плакать от работы, то как же ты будешь есть?
Лысый мужчина в кожаном фартуке смотрел, как его юный протеже не спеша снимает ненавистную шкурку. От усердия и ядовитого сока у парнишки бежали слезы по щекам.
— Дядька Фарей, кто-то пришел! — сказал мальчик и вытер нос рукавом рубахи.
— Эх, кого ж там принесло-то? — лысый мужчина встал на ноги и, убрав в сторону нож, вымыл руки в медном тазу.