Тут в разговор вмешался телефонист:
— Ваше благородие, вас требует к телефону генерал.
Телефон в гостиничном номере щелкнул и замолк.
Умберто с досадой бросил трубку на рычаги. Он боялся и ненавидел Алексея Петровича Муравьева. Он не верил в успех его невероятной затеи. Еще вчера он мечтал бежать без оглядки из сумасшедшей России, еще сегодня утром он обдумывал, полеживая на диване, возможности для бегства из Энска, но… но одна случайная встреча около полудня круто изменила его ближайшие планы…
О, в этой встрече он видел большой золотой шанс. Большой шлем в карточном ералаше жизни! Шанс одним махом отыграться за все неудачи последнего года и надежно обеспечить будущее…
Умберто подошел к окну и постучал беспокойно пальцами по стеклу. Гарпия вздрогнула и посмотрела на него из клетки ледяным взором. Умберто суеверно поежился. В ее круглых зрачках стояла вечная ночь.
Божья матерь давно не глядит на Бузонни. Она отвернулась от него. Может быть, она сжалится там, во Флоренции, у алтаря родной церкви Санта Мария дель Кармине? Только тогда, когда он опустится на колени в светлый круг от свечей, она с укором посмотрит ему в глаза и тихо благословит…
«Но где же в конце концов Ринальто?!»
Не успел Бузонни мысленно обругать своего растяпу племянника, как дверь номера без стука распахнулась. На пороге стоял запыхавшийся Ринальто, одетый в полуспортивный жакет и кремовые фланелевые брюки. Твердый накрахмаленный воротничок подпирал его вислые щеки, в руках он держал соломенную шляпу.
— Он арестован! — сказал Ринальто громким голосом на весь коридор.
— Тише ты, каналья! — зашипел Умберто, поспешно стягивая халат. — Где мой сюртук? А ботинки? Извозчика взял? Престо! Престо!
Между собой они порой говорили по-итальянски, порой по-русски, а чаще на адской смеси обоих языков с примесью испанской брани.
Тем временем штабс-капитан чуть сквозь зубы доложил командиру корпуса генералу Арчилову последние разведданные и получил в ответ очередную порцию ругани по адресу «ничертанезнающей разведки!».
Арчилов был явно в нерасположении духа.
«Россию погубит бездарность и глупость, — бесстрастно подумал капитан, закончив рапорт, — это наглядно видно сейчас, когда особенно важны: первое — холодный разум без примеси и помех грубых чувств; второе — вид с высоты на панораму пошлых событий жизни; третье — планомерная атака белой логики против красного хаоса».
За окном смеркалось.
Муравьев решил было включить настольную лампу, но передумал. Кабинет находился на первом этаже, окном на площадь, и он бы не желал привлечь внимание постороннего глаза ранним электрическим светом, хотя полумглы не выносил категорически, — ему предстояло выполнить одну деликатную операцию.