— В 1913 году я застраховал свои руки на тысячу рублей золотом. И вот полюбуйтесь: две глубокие ссадины на мизинце и кусочек сорванной кожицы на указательном. Я не смог даже пристойно перетасовать колоду из 36 карт.
Круминь перевел взгляд на зарешеченное оконце, в которое смог бы пролезть пятилетний ребенок, но никак не этот долговязый мужчина с осиной талией.
— Вы собираетесь пролезть в это игольное ушко?
— Хм… вы даже больше чем профан, — с этими словами Галецкий достал из глубин фрачной пары плоскую бутылку вина. — Пейте. Это отличный полусладкий «Гейяк» 1896 года. Я выписывал его из Швейцарии. Последняя бутылка.
И Галецкий, похлопывая себя по фраку, стал извлекать из бесчисленных карманов и кармашков хрустальные фужеры, китайские веера, целлулоидные шарики, бумажные цветы, шелковые платки, на столике росла экзотическая начинка непоказанных трюков.
— Неужели ничего съестного? — огорчился было Галецкий, и на свет тут же появилась внушительная плитка шоколада «Гада-Петер», пачка галет «Фроокс», прозрачная коробка с мармеладом «Цитрон» в виде лимонных долек, окольцованных сахарной корочкой.
Круминь попытался не показывать своего изумления, но глаза Галецкого замечали все.
— Не удивляйтесь. На мне концертный костюм. Мне удалось его надеть, пока эти свиньи рылись в моем секретере. Фрак сшит по штучному заказу в Варшаве известным портным Светлиньским. В нем 49 потайных карманов. Я как раз собирался на благотворительный сеанс в госпиталь на Монастырской. Мой костюм всегда заряжен реквизитом… как видите, все очень просто. Угощайтесь.
— А как вы обнаружили дверь?
— Надо было найти ее сразу. Я догадался простукать стены только тогда, когда уже подпилил решетку. Она была заклеена обоями и закрыта на примитивный замок, а ведь проходить сквозь стены — моя профессия. Некоторые замки я могу открыть ногтем своего мизинца, это правило трюка.
Галецкий отвинтил стеклянную бутылочную пробку, разлил по фужерам тягуче-лимонный «Гейяк» и развернул станиолевую обертку с плитки шоколада.
— Кстати, там, где есть стены, там же имеются двери. Нужно только не терять интерес видеть. Моя сила в упрямом любопытстве.
Круминь плохо слушал Галецкого, в его голове роем проносились мысли о том, как использовать этот невероятный случай с революционной пользой. «Неужели этому типу удастся бежать?»
Круминь пригубил «Гейяк» и направился к амбразуре.
— Только не трогайте руками, — предупредил Галецкий, — решетка может выпасть.
Круминь заметил аккуратные линии подпила на трех железных прутьях, увидел вверху, за треснувшим оконным стеклом, лобастый булыжник мостовой. Камни лоснились в свете невидимой луны. Там была свобода, но само оконце можно было легко закрыть каким-нибудь небольшим томиком, так оно было мало.