— Фанатик! — покачал головой начальник. — Посвятить остаток своей жизни служению какой-то идее, добровольно согласиться на тюремное заключение…
— Откусить себе язык, — добавил я.
— Фанатики — страшные люди, — произнес Алфимов. — Но и неоценимые для тех, кому преданны.
— Пантелей Терехин тоже фанатик? — поинтересовался Юрковский.
— Скорее всего, — выразил я свое мнение. — Он ведь тогда принял яд, претерпевал мучения и мог в любой момент помереть, замешкайся Можицкий с противоядием.
— Наверное, пора и ему испортить настроение, — предположил начальник. — Тащите-ка мерзавца сюда.
Когда через несколько минут Терехина завели в кабинет под конвоем, Юрковский, не успев высказаться, зашелся от волнения кашлем.
— Не часто в наших рядах оказываются изменники, — наконец произнес он, прокашлявшись.
— Служу я не вам, господа, — отозвался унтер-офицер.
— Знаете, что случилось с арестантом Логрезе? — хмуро глянул на него Юрковский.
— Догадываюсь, — лицо Пантелея расплылось в самодовольной улыбке.
— Значит, признаете, что убили его и еще трех наших сослуживцев? — продолжал начальник.
— Признаю, — кивнул Терехин. — И еще птичек, помните? Для них я смешал яд с отварным зерном. Солдатам подмешивал в табак и еду. Конюху насыпал в водку.
— Понимаете, что вас арестуют и сошлют на каторгу? — спросил Алфимов.
— Ошибаетесь, — высокомерно возразил Терехин. — Я уже принял яд. Но не тот, другой, мучиться больше не буду.
— А Можицкий? — поинтересовался я.
— Он тоже должен уже выпить отраву, — признался Терехин. — Мы выполнили все сполна. Если бы вы не пронюхали, я бы окончил службу, а Можицкий вышел на свободу через пару лет. Отдаю должное вашей проницательности, господа.
— Вот для чего нужен красный кулечек, — догадался Николай. — То же самое, но без мучений.
— Я восхищен, господин Алфимов! — Терехин зааплодировал.
— Смерть не страшит вас? — поинтересовался я. — Ведь вы еще молоды.
— Смерть лучше каторги, — ответил он.
Вы русский? — спросил начальник.
— Нет, — покачал головой Терехин. — Если вам интересно, то я из Португалии. Моя настоящая фамилия Мелу.
— Так это на португальском было «preto», — догадался Алфимов. — А госпожа Валенская?
— Русская, — ответил унтер-офицер. — Но подданная Португалии. Сейчас, судя по всему, уже в пути домой.
— Все это, безусловно, интересно, — произнес наконец Юрковский. — Но у нас всех дела. Господину Алфимову осталось добавить кое-что о тех двух кулечках из камеры Можицкого.
— О черном и красном, — кивнул Николай. — В оба я насыпал прекрасный травяной сбор, любезно выделенный мне Яковом Михайловичем.