Вечером народные танцы в «Безумце Джонни». Я стараюсь увидеть в этих танцах хоть что-то интересное, но танцовщики и особенно танцовщицы чрезвычайно некрасивы.
1 мая.
Рано утром отъезд в Арголиду. Берег Коринфского залива. Пляшущий, воздушный, наслаждающийся свет переполняет залив и острова в открытом море. Мы остановились на минуту на краю скалы, и получили в дар всю необъятность моря, открывшегося в едином изгибе. Море было подобно кубку, из которого мы большими глотками пили свет и воздух.
За час пути я буквально захмелел от света, моя голова переполнилась сверканием и молчаливыми восклицаниями, а в пещере моего сердца звучали огромная радость, бесконечный смех познания, после которого я способен принять все, что бы ни случилось. Спуск к Микенам и Аргосу. Микенская крепость – вся в маках, растущих густыми букетами и дрожащих на ветру над царскими могилами. (Вся Греция была в этот момент покрыта маками и множеством цветов.) С крепости открывается равнина, простирающаяся до Аргоса и моря. Царство Агамемнона было не более десяти километров в длину, благодаря его пропорциям, создается впечатление, что под солнцем еще не простиралось более широкого царства. Развалины Микен – между двух высоких скал, в окружении огромных каменных глыб, под палящим солнцем, – сегодня они царят над этой дикой, незабываемой землей.
Руины Аргоса не представляют для меня большого интереса. Меня очень интересует Жорж Ру, молодой архитектор из Воклюза – очень живо увлеченный своим прекрасным ремеслом. Я немного завидую ему и горько упрекаю себя за потерянное время в последние годы и за свое глубокое падение. Мы обедаем в Азине, а перед этим я купаюсь на прекрасном пляже в прозрачной и холодной воде.
Во второй половине дня Эпидавр, где по случаю 1 мая веселые греки устроили настоящее празднество. Но с высоты театра, в плотном и влажном свете, заливающем плавные контуры оливковых деревьев, эвкалиптов, […неразб.] и акаций, все шумы слышны словно в отдалении – огромном и нежном. Только слабые колокольчики бараньего стада перекрывают все остальные шумы, но и они звучат вдалеке. К тому же здесь прекрасное время дня.
Вечер. Нафплион у моря, в час, который греки именуют царством солнца: небо становится пурпурным, а на горы и бухты ложатся сиреневые и синие краски.
2 мая.
Утром отъезд в Спарту, страшное солнце. Просторные долины, словно целые царства оливковых деревьев и гордых кипарисов, бесплодные горы, редкие деревушки, – Греция здесь безлюдна. По ней бродят только стада овец – то розового, то зеленого, то красного цвета. Под снежными вершинами Тайгета, в долине реки Эврот Спарта распростерла апельсиновые поля, их мощный аромат останется с нами навсегда. Над Мистрой среди руин летают горлицы. Тихий монастырь с побеленными известью стенами выходит на огромную равнину Лаконии, где растут шарообразные оливковые деревца, четко отделенные друг от друга и трепещущие под неутомимым солнцем.